Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова

ни за что не ушла бы от такого режиссера, как Станиславский, но главное – от своего учителя Немировича-Данченко. За Немировичем она была готова идти куда угодно. Преданность ее не имела границ.

⁂

А между тем Ольга мучилась еще не только болями внизу живота, но и угрызениями совести. Боли снимали ей дозами морфия, а вот душевную боль снять было некому. Но не держать же ее постоянно внутри! Необходимо было хотя бы раз кому-то выговориться. А с кем, кроме как с Вишневским, могла она это сделать? Ей теперь даже хотелось, чтобы он всё узнал. Пусть поймет, что именно он виноват в том, что с ней произошло, пусть тоже помучается совестью. А то бегает такой довольный, такой счастливый.

Только тогда, когда театр закончил гастроли, Ольга наконец-то смогла с ним поговорить. Вишневский приехал после обеда с огромной корзиной цветов.

– Вчера поднесли театру на прощание, а Станиславский приказал доставить вам, – сообщил он.

– Очень мило. Аня, поставьте корзину так, чтобы я могла ее видеть.

Ольга лежала на спине, и доктор не разрешал ей даже поворачиваться на бок. Днем, когда она хотела почитать, Аня подкладывала ей еще подушки, чтобы голова была повыше, но садиться ей не разрешали категорически.

– Сегодня вечером все уже уезжают домой, – сказал Вишневский.

– И хорошо. Значит, мне никого уже, кроме вас, не ждать?

– Из театра? Нет. Я один в вашем распоряжении. Все укладываются. Легли-то только под утро. Как вы догадываетесь, вчера нам устроили шикарный банкет. Баранов опять напился, устроил дебош, но его вовремя увезли, чтобы он не попал в руки полиции…

– Да, жалко его. У меня с утра перед отъездом был Немирович. Сказал, что, если бы Баранов так гениально не играл Тетерева в «Мещанах», с ним надо было бы немедленно расстаться. Позорит театр. А еще сказал, что сам со своей баронессой на днях в Ялту едет, и обещал подготовить Антона, чтобы он не пугался, когда меня такой похудевшей увидит. Аня, – неожиданно обратилась Ольга к своей сиделке. – Нам с Александром Леонидовичем поговорить надо. Вы посидите в коридоре. Как покончим, он вас позовет.

– Конечно, – заторопилась Анна. – Я тут рядом буду.

– Что, дорогая? О чем ты хочешь со мной говорить? – взволнованно спросил Александр, как только Анна плотно затворила за собой дверь. – Что-то случилось?

Глава двенадцатая

В вагоне первого класса, в сопровождении своей сиделки, услуги которой стоили ей в дороге три рубля в сутки, Ольга выехала в Севастополь в середине апреля. И хотя в Петербурге снега уже не было, в полях, что мелькали за окном вагона, он еще лежал, как напоминание о только что прошедшей зиме. Когда же Ольга с Аней проснулись ранним утром следующего дня и посмотрели в окно, то застыли в изумлении. Они увидели высаженные вдоль железной дороги деревья и кустарники с яркими сочными листьями, поля, покрытые травой, людей, одетых совсем по-летнему, и эта огромная разница в погоде между севером страны и югом была поразительной.

– Аня, вы бывали раньше в Крыму?

– Нет, Ольга Леонардовна. Но знаю, что там красиво и тепло.

– Да. Сейчас там чудесно. Весна. Уже все цветет. Но тем не менее зимой там бывает ужасно холодно. Я на себе это недавно испытала.

По прибытии в Севастополь Ольга села на пароход до Ялты и отпустила сиделку, хотя и чувствовала себя не очень хорошо.

– Ох, Ольга Леонардовна, мне прямо страшно оставлять вас одну. Может, все-таки мне сопровождать вас и дальше?

– Не беспокойтесь. Всё хорошо. В Ялте меня встретят.

Чехов еще в клинику прислал Ольге телеграмму: «…акушерку бери до Севастополя Ялту приезжай одна Телеграфируй Жду нетерпением». И Ольга послушалась. Ани рядом не было, а на пароходе ей стало так плохо, что ходить она совсем не могла. Ноги были как чужие, сильная слабость, температура, боли.

– Немирович уверил меня, что ты чувствуешь себя хорошо, – испугался писатель, как только увидел, что матросы несут ее с парохода на носилках. – Как же тебя в таком состоянии выпустили из больницы?

– Я действительно чувствовала себя неплохо, – виновато улыбалась Ольга. – Наверно, в дороге растрясло. Но ты не волнуйся. Я отлежусь, и всё наладится.

– В таком случае тебе не надо было отпускать сиделку, – сокрушался муж. – Как же так? А Немирович сказал, что ты уже здорова…

Ольгу уложили в гостиной, где заранее по ее просьбе была устроена кровать. Она хотела быть ближе к Антону. Ведь ее комната находилась внизу, а одолевать лестницу она была бы не в силах. Гостиная же располагалась рядом с его кабинетом и спальней. Таким образом, Ольга всегда могла быть рядом с мужем.

– Как же жаль, милая, что ты потеряла ребеночка, – сокрушалась Евгения Яковлевна, сев у постели невестки. – Антоша так переживал. Я впервые видела, что он плакал.

– Вы бы, мамаша, поменьше говорили, – недовольно пробормотала находящаяся тут же Маша. – Не волнуйте Ольгу. Ей вредно.

Маша сразу стала самоотверженно ухаживать за золовкой по той схеме, что прописал профессор Якобсон. А уход нужен был нешуточный. Как можно чаще ставить клизмы, на низ живота укладывать мешок со льдом с перерывами в 15–20 минут, готовить теплую воду с ромашкой для спринцевания и отвар корня барбариса для питья.

– Все, что тебе прописали, обычно делают при периметрите, – недоумевал муж. – Какой тебе поставили диагноз?

– Не помню. Как-то по латыни.

– Но тебе дали медицинскую карту?

– Нет. Ее вышлют в Москву моему гинекологу, когда он у меня будет, – вяло улыбалась больная. – Но доктор сказал, что это воспалительный процесс после выкидыша. Сказал, что так бывает. А что такое периметрит?

– Тоже воспалительный процесс.

– Ну вот видишь. Как хорошо иметь мужа-доктора. И все-то мой Антонка знает, и все-то он понимает…

Медицинскую карту Ольга запрятала еще при выезде из Петербурга в свои бумаги где-то между письмами. А писем за месяц гастролей она получила много и от Антона, и от Маши, и от мамы, и от брата. Все это было завернуто в оберточную бумагу и перевязано лентой. Кроме того, медицинская карта была написана на латыни. Понять там что-либо мог только врач, но Ольга была уверена, что Антон в ее бумагах рыться не будет. Для этого он слишком благороден, да и повода нет.

А между тем Чехов действительно ничего не мог понять. Ведь ее оперировал лучший гинеколог Петербурга. Что он мог сделать не так? Отчего произошло воспаление? Ольга не знала, что ее муж Чехов Антон Павлович был не только врачом-терапевтом, но еще имел и