Милый мальчик - Роза Ветрова

Но я молчу, ведь это я втянул ее во все это. Это мне хотелось ее рядом.

Неожиданно выражение ее лица меняется. Боброва пристально меня разглядывает, препарируя каждый жест, вдох, моргание ресниц.

Она с напором спрашивает:

- Зачем ты так поступил с ребятами на выпускном?

Я моргаю и с удивлением вспоминаю ответ.

- Помнишь того лузера, которому я сломал нос в день нашего знакомства?

- Кирилл? - она хлопает ресницами. Меня почему-то корежит от того, что она так легко вспоминает его имя.

Я закатываю глаза.

- Да, он самый. На выпускном во время танцев я вышел в коридор. Он стоял там, в кругу одноклассников. Заметив меня, он подозвал меня к себе, ну я пошел. Начал рассказывать презанятные вещи. Будто его отец трахает твою мать, а сам он тебя. Они так громко смеялись.

Она смотрит на меня неверящим взглядом, вытаращив глаза. Ее поникшие плечи выдают в ней боль и разочарование. Миша опускает взгляд.

- Моя мать действительно связалась с его отцом. Забавное совпадение. Если бы я знала, я бы никогда не перевелась в вашу школу... Не нужно было из-за этого так избивать их. Отчасти он оказался прав.

Я молчу, никак не отвечая на это. Тот чмошник заслуживал наказания похуже. Подумаешь, отлежался в больнице немного.

Внезапно Миша щурится, пристально уставившись на меня.

- Погоди... - с недоверием бормочет она, зачем-то тыкая указательныи пальцем мне в грудь. - Хочешь сказать, Кирилл добровольно начал тебе рассказывать эту хрень, прекрасно зная, что ему за это будет?

Я широко улыбаюсь, вспоминая ту историю. Ха, это было забавно.

- Он не думали, что перед ними Савва. Все эти невероятные истории они рассказывали Егору. Не знаю зачем... Может, надеялись, что он начнет повторять это при мне попугаем, и я превращу в лужицу крови собственного брата. В общем, в тот момент я был без очков. Они зачем-то понадобились Егору. Есть одна догадка...

В памяти медленно всплывает тот вечер со всеми подробностями.

Чуть больше года назад

...Отдав очки брату, я лениво смотрю как он удаляется к выходу из школы, превращаясь в размазанное черно-белое рубашечно-костюмное пятно. Сворачивает за угол, где обычно курят всякие ебанутые личности, типа готы и неформалы. В нашей школе есть даже такие вымершие динозавры, каким-то чудом возникшие в поколении зумеров. Как будто их отдельно накрыли стеклянным куполом, когда они родились, и им довелось расти в собственном мирке. На секунду даже становится любопытно куда он потащился. Пару минут назад туда свернули две страшные девки с черными немытыми патлами и черными губами в чудовищных ботах на платформе. Надеюсь, он не будет употреблять какое-нибудь дерьмо.

В общем, справится, решил я.

Меня ждала Миша. В пастельно-голубом платье, похожим на ранее утреннее небо. С пухлыми розовыми губами и светлыми серебристыми волосами, собранными наверх так красиво, что открывалась ее тонкая нежная шея. Слишком вся нежная, чистая. Как хрупкий цветочек, который хочется сорвать и смять в кулаке, злясь от того, что кто-то может быть таким совершенным. В то время как ты представляешь собой сплошной изъян.

В голову закралась темная идея затащить ее в какой-нибудь укромный уголок и лишить девственности. Взять ее в школьном туалете, испачкав белые бедра и голубое платье, исполнить то, что представлял в своей больной черепушке последние два месяца. Или хотя бы поставить на колени и вогнать до самой глотки колом стоящий член. Чтобы слезы брызнули из светло-серых, прозрачных глаз. Она вряд ли откажет. Слишком боится меня. Меня это устроит? Да, почему нет. Со временем привыкнет ко мне, перестанет бояться.

Я буду дарить ей оргазмы один за другим, буду ласкать, целовать, вылизывать каждый сантиметр тела, доводя ее до исступления. Глупый страх окажется напрасным.

От одной только мысли как Миша добровольно раздвигает ноги и смотрит на меня большими влажными глазами мой член готов лопнуть, и я нетерпеливо поправляю ширинку. Медленно, чтобы стояк прошел, направляюсь к актовому залу, где она, возможно танцует под какую-то попсовую херню в общей толпе.

Встречающиеся по пути старшеклассники размывались неаккуратными пятнами, без очков я видел все нечетко. Собственные мысли оказались слишком порочными, крутились только вокруг Миши, и я попросту не мог вынырнуть из грязных фантазий в реальность. Попробовал считать до ста, но, сука, вместо цифр почему-то возникали шлепки ударяющихся тел.

... Десять, одиннадцать, двенадцать... Светлые волосы, намотанные на кулак, гибкая тонкая спина и восхитительная белая задница, об которую я шлепаюсь пахом, входя глубже и глубже во влажную податливую киску.

... Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать...

Твою ж маааать... Так и буду идти с торчащим членом, распугивая всех на своем пути. Вот учителя "обрадуются". Не хотелось, чтобы меня вышвырнули отсюда со скандалом, я еще планировал потискать Боброву в сопливом медляке.

Я трясу волосами и обреченно решаюсь воспользоваться единственным методом, который знал. Который всегда отрезвляет, и который я так ненавижу использовать.

Я сгибаю руки в локтях и вытягиваю указательные пальцы вверх, как это делает всегда мой брат.

- Двадцать один, двадцать два, двадцать три... - шепчу себе под нос, двигая пальцами вправо-влево. Они мелко подрагивают.

Почти сразу на меня словно ушат ледяной воды выливают. Вместо жалких фантазий дрочера я окунаюсь в обрывки своих самых дерьмовых воспоминаний.

...Слепящий свет стремительно приближающейся фуры. Женский крик и грохот, корежащий нутро. Удар, вышибающий дыхание. Детский плач...

Опять удар. Запах травы вперемешку с кровью забивается в нос, в ушах стоит нестерпимый гул... Время тянется по-своему. Кричат люди... Приближается звук сирены.

Звуков так много, что сначала они не умещаются в моем сознании, смешиваются в хаотичный клубок, от которого хочется спрятаться, просочиться сквозь землю, закрыв уши ладонями. Я пытаюсь что-то сказать, но из горла вырывается только болезненный хрип и бульканье. И тогда я смиренно затихаю, и все звуки мгновенно исчезают, оставив после себя почти идеальную пустоту.

Почти, потому что остается музыка, льющаяся из динамиков, долбаные девяностые. Песня зарубежной певицы остаётся со​ мной, словно якорь, за который я должен зацепиться и не отъехать.

Сквозь слипшиеся от слез ресницы я отстраненно смотрю на перекореженную груду металла, которая всего лишь короткий миг назад была автомобилем, вижу то, что осталось от родителей. Кровь повсюду: на смятом металле, на отбойнике и асфальте. Блестят осколки разбитого стекла... Всхлип брата еле различим сквозь нескончаемую песню Си Си Кэтч, бодрый