Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин

бои шли уже на подступах к Одессе. Созданная по инициативе руководителя Генштаба Георгия Жукова Приморская группа войск, куда вошёл Одесский военный округ, должна была обеспечить оборону по всему Южному фронту, включая защиту Одессы.

Ровно через месяц после начала войны, 22 июля, произошёл первый налёт немецкой авиации и на жилые кварталы города посыпались бомбы.

В начале августа нацистские военные части, в числе которых по-прежнему были румынские соединения, прорвав оборону частей Красной армии, устремились к Одессе, причём в какой-то момент создав угрозу полного окружения соединений Приморской армии.

Приказ из Москвы «Одессу ни при каких условиях не сдавать» означал виток новых событий на Южном фронте, трагических и в то же время овеянных славой безмерного подвига защитников этого русского города на Чёрном море.

Одесса, готовясь к неотвратимой длительной осаде, стала «зарастать» баррикадами, превращая городские кварталы в укрепрайоны, формировать истребительные батальоны из добровольцев, многие из которых прежде и оружия в руках не держали. На защиту города поднялась организованная Одесская дивизия ополчения. Вставших под ружьё ополченцев учили военному делу прямо в городских скверах. С моря в город были заброшены войсковые части морской пехоты из Севастополя. К берегу подошла эскадра. Одесса готовилась к обороне всерьёз и надолго. Между тем не прекращалась эвакуация гражданского населения, начатая ещё в первых числах июля, но в августовские дни уже проходившая исключительно морским путём – все сухопутные направления к городу были отрезаны.

6 августа началась героическая оборона Одессы, продлившаяся 73 дня, и закончилась эвакуацией защитников города Чёрным морем в Севастополь.

К середине сентября 1941 года в ходе ожесточённых оборонительных боёв немецко-румынские войска, полностью оккупировав всю Бессарабию, Буковину, междуречье Днестра и Южного Буга, в середине октября овладели и Одессой. Но Паустовский к этому времени был уже в Москве.

Известие о начале войны застало Паустовского под Москвой, в Переделкине на даче Константина Федина.

Вновь упоминая Федина, с которым Паустовский познакомился и подружился в 1941 году, за несколько дней до начала войны, стоит подчеркнуть, что их дружба была искренней, отмеченной не только творческим мостком, но и душевной привязанностью. Несмотря на определённые испытания и даже моменты охлаждения, их общение продолжится долгие годы.

Будучи ровесниками, они оба пришли в литературу практически в одно и то же время, пусть и разными «тропинками», преодолевая разные преграды, прочувствовав на себе всё то, что пришлось пережить всему их поколению в хмурое время лихих перемен. «Воспитываясь» в разном литературном окружении (Федин состоял в литературной группе «Серапионовы братья», созданной в 1921 году в Петрограде и просуществовавшей до конца 1920-х годов, Паустовский же пребывал в «свободном» литературном течении), они очень быстро сблизились, став единомышленниками не только в литературном процессе, но и в определении жизненных ценностей. Паустовский не просто по-дружески любил Федина, он ценил в нём особую мудрость и безграничнуе щедрость. Ведь именно он, Константин Федин, приютил у себя на даче в Переделкине вернувшегося с фронта Паустовского, которому просто негде было жить – квартира в Лаврушинском переулке пострадала при бомбёжке.

Вечером 2 июня Паустовский был уже в своей московской квартире. Сергей Навашин сообщает, что «…к Константину Георгиевичу пришли близкие друзья и долго обсуждали, что делать»229. Возможно, именно в эти часы и принималось решение попасть на фронт.

В эти тревожные июньские дни Паустовский пишет статью о нападении фашистской Германии на Советский Союз, в которой будут такие строки:

«Фашизм будет уничтожен, сама память о нём должна быть стёрта с истории человечества, как плевок зачумлённого.

Мы победим. Мы стоим за правое, великое, светлое дело.

Во имя родной земли, которую мы любим до боли в сердце, во имя великолепного нашего будущего, во имя труда и справедливости, во имя культуры, наконец, во имя самой жизни – мы победим»230.

Эту статью под заголовком «Мы победим!» опубликуют в «Новом мире».

В июне 1941 года Паустовскому шёл уже пятидесятый год – возраст не призывной, да и под действие приказа Главного управления политпропаганды Красной армии о призыве членов Союза писателей СССР в действующую армию он не подпадал. Но эти обстоятельства нисколько не помешали ему отправиться к Якову Семёновичу Хавинсону, тогдашнему руководителю ТАСС, и попросить о скорейшей отправке на фронт военным корреспондентом.

27 июня Паустовский, получив удостоверение № 207 специального военного корреспондента ТАСС в чине интенданта II ранга[27] (выехал в действующую армию, на один из самых опасных рубежей фронта, в самое пекло начавшейся войны, на рубеж советско-румынской границы, – в Молдавию, под Тирасполь.

Так, в конце июня 1941 года паровоз, отбивая время пути монотонным перестуком колёс по рельсам и обдавая округу едким кучным дымком, туманом ложащегося на «спины» вагонов, мчал Паустовского в Киев, в город, пропитанный духом его детства и ранней юности.

За окошком, отступая перед мчавшимся поездом, «крутилась» ещё мирная картинка пути, как лента немого кино. Среди этого потока времени уже угадывались напряжённость и недосказанность – то, что должно было открыться чуть позже, в новом измерении бытия. И чем дальше отступала Москва, тем чётче и яснее проступала в сознании объективность случившегося.

Наблюдая одну из ужасных печатей войны – вереницы беженцев с прифронтовых территорий, Паустовский с болью в сердце напишет в письме 29 июня 1941 года Валерии Навашиной:

«Даже после того, что я видел мельком (беженцы), ясно, что фашизм – это что-то настолько ужасное и жестокое, чему нет даже имени»231.

И всё же не верилось, что началась война, да и Киев встретил Паустовского мирной жизнью.

Бессарабское направление Южного фронта было выбрано Паустовским не случайно. Ведь на этом пути была Одесса, сила притяжения которой для него была просто неизмерима. И война, по всей видимости, ещё больше обострила чувство этого непреодолимого магнетизма. В трудные для Одессы минуты хотелось быть рядом с ней!

2 июля 1941 года пароход «III Интернационал», ранее именовавшийся «Император Николай II», «навьюченный» беженцами, дымя трубами и шумно перебирая воду лопастями бортового колеса, взяв курс в нижнее течение Днепра, увозил Паустовского в Черкассы, а уже оттуда ему по «железке» предстояло добраться до Одессы.

«Сейчас такая тишина кругом, – напишет Паустовский Валерии с борта парохода, – солнце, заросли, Днепр (он очень широкий в этом году), что трудно поверить в войну, – если бы не беженцы и не то, что пароход всю ночь шёл с выключенным светом и было темно, как в погребе»232.

Остановка Паустовского в Одессе, куда он добрался спустя два дня после отъезда из Киева,