Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер - Элеонора Александровна Павлюченко

скрывавшихся от полиции В. Батюшкову и Е. Завадскую. При обыске в 1874 г. в ее доме в Курской губернии обнаружили много революционной литературы. За обыском последовал арест, затем "процесс 193-х". Когда после трехлетнего заключения Софья Александровна получила возможность просить о помиловании всей семьи, она отказалась это сделать. Последовала ссылка под строжайший полицейский надзор в Вятскую губернию, затем к высланной дочери Надежде - в Томск, где Софья Александровна организовала помощь политическим ссыльным, за что ее опять арестовали и выслали в Восточную Сибирь. Только в 1903 г. за нею был прекращен негласный надзор.

На "процессе 50-ти" три сестры Субботины (в Цюрихе студенты-швейцарцы называли их ласково "бабочками") сидели одна подле другой. "Молодые, миловидные личики невольно привлекали взгляды,- вспоминала Вера Фигнер, присутствовавшая на суде.- Трогательной, одухотворенной красотой сияла самая любимая подруга - Лидия Фигнер; виднелась шапка темных кудрей Бардиной с ее оригинальным лицом и улыбкой и красивая головка Медведевой... и в огромных синих очках, с вызывающим видом, бросалась в глаза О. Любатович"53.

Как и в 1871 г., во время процесса нечаевцев, женщины вызывали не только большой интерес, но и всеобщие симпатии среди сочувствовавших. На этот раз "цветник", рассаженный "на передних скамейках" (по выражению Веры Фигнер), давал все основания для этого: чистота побуждений и бескорыстие, самоотверженное отречение от всех жизненных благ и привилегий, даруемых происхождением... Слова из речи Бардиной: "Мы стремимся ко всеобщему счастью и равенству"-могла бы произнести каждая из 16 подсудимых женщин.

Речь Софьи Бардиной на процессе, как первая программная речь революционеров на суде, наряду с выступлением рабочего Петра Алексеева54 стала известным этапом в развитии освободительного движения в стране. Тот факт, что именно Бардина произнесла программную речь, не был случайностью. Еще в Цюрихе среди подруг-"фричей", своих ровесниц, она выглядела более взрослой и самостоятельной. За "оригинальным лицом" скрывались ум, воля, незаурядные способности. За солидность и известную рациональность подруги в шутку звали ее "теткой". Много позже, в 1906 г., Г. А. Лопатин вспоминал Бардину как женщину, "в которой преобладала умственность и которая лишена была внешнего обаяния и не обладала избытком сердечности, кротости, скромности и женственности"55 (что, вероятно, соответствовало действительности).

Вернувшись в 1874 г. в Россию, С. И. Бардина стала активнейшей участницей "Всероссийской социально-революционной организации". Простой работницей она поступила на фабрику, где начала вести пропаганду среди рабочих. Как лидер, она имела все основания выступить на суде. В речи 9 марта 1877 г., отвергая пункт за пунктом возводимые на нее обвинения, Бардина изложила "свой взгляд на революцию и пропаганду": "Преследуйте нас, как хотите, но я глубоко убеждена, что такое широкое движение, продолжающееся уже несколько лет сряду и вызванное, очевидно, самим духом времени, не может быть остановлено никакими репрессивными мерами..." Ее заключительные слова стали крылатыми: "Преследуйте нас- за вами пока материальная сила, господа, но за нами сила нравственная, сила исторического прогресса, сила идеи, а идеи-увы!-на штыки не улавливаются!"56.

Особое присутствие правительствующего сената приговорило Бардину к девяти годам каторги, замененной ссылкой в Сибирь. В 1880 г. ей удалось бежать оттуда и скрыться за границей, однако там, в состоянии психического заболевания она кончила жизнь самоубийством.

Речи на суде Софьи Бардиной и Петра Алексеева пересказывались и переписывались по всей стране. Хотя процесс был объявлен открытым, в зал суда допускались только родственники подсудимых, не более 50 человек одновременно. Однажды молодежь умудрилась проникнуть в зал суда по фальшивым пропускам, которые приготовил Валериан Осинский, впоследствии известный народник-"бунтарь", погибший на виселице. Волна сочувствия подсудимым расходилась далеко от зала суда. Вере Фигнер передали стихотворение Н. А. Некрасова "Смолкли честные, доблестно павшие". Ходило из рук в руки стихотворение Я. Полонского "Узница":

Что мне она! -не жена, не любовница

И не родная мне дочь!

Так отчего ж ее доля проклятая

Спать не дает мне всю ночь!

Спать не дает оттого, что мне грезится

Молодость в душной тюрьме.

Вижу и своды... окно за решеткою,

Койку в сырой полутьме...

Современные исследователи спорят о том, кому посвящена "Узница" - Лидии Фигнер, Софье Бардиной или Вере Засулич. Представляется, однако, наиболее разумным мнение С. А. Венгерова, опубликовавшего стихотворение еще в 1906 г.: "Как всякое истинно художественное произведение, стихотворение Полонского не относится ни к кому в отдельности. В нем схвачены общие черты всего геройского поколения 70-х годов"57. К этому мнению вполне склонялся и очевидец событий - Герман Лопатин, написавший в письме Венгерову следующее: "Я, безусловно, согласен с Вами, что стихотворение Полонского навеяно "процессом 50-ти" и изображает общий тип революционерки того времени. Но если какая-нибудь отдельная личность носилась перед умственным взором поэта, то едва ли Бардина... а скорее Лидия Фигнер..."58

Под влиянием общественного мнения, в обстановке нараставшего революционного подъема приговор суда был смягчен и первоначальную каторгу женщинам заменили тюрьмой.

Никто не думал тогда, что среди осужденных - будущие самоубийцы С. Бардина и А. Хоржевская (Б. Каминская, заболевшая психически, покончила с собой в ожидании суда), что вскоре умрет от туберкулеза 24-летняя Мария Субботина и погибнет в тюрьме Геся Гельфман, судившаяся по процессу цареубийц 1 марта 1881 г. ...

Через семь месяцев после окончания "процесса 50-ти", в октябре 1877 -январе 1878 г., в Петербурге прошел грандиозный "процесс 193-х" над участниками противоправительственной пропаганды в 36 губерниях империи. Подсудимые не принадлежали к одной какой-нибудь организации. Это были народники, входившие в различные кружки, которых объединяло то, что все они были участниками "хождения в народ".

Среди 193 подсудимых было 38 женщин59, т. е. 19% всего состава. В их числе были члены "Большого общества пропаганды" - О. Г. Алексеева, А. И. Корнилова, А. Д. Кувшинская, Т. И. Лебедева, С. Л. Перовская, А. Я. Сидорацкая (Ободовская); участница "Киевской коммуны" Е. К. Крешко-Брешковская, жизнь которой с момента ареста (в 1874 г.) по 1896 г. прошла в тюрьмах, на каторге и в ссылке, по возвращении в Центральную Россию стала одним из организаторов партии эсеров, а умерла в эмиграции в Праге в 1934 г.; работницы типографии И. Н. Мышкина - Л. Т. Заруднева, Е. В. Супинская и другие; члены различных народнических кружков - петербургского, вятского, самарского; С. А. Иванова, член "Земли и воли", привлекалась ранее по делу о казанской демонстрации (январь 1877 г.), ее революционный апогей был связан с деятельностью "Народной воли".

Одной из центральных фигур "процесса 193-х" стал И. П. Мышкин60, женщины