Семья волшебников. Том 4 - Александр Валентинович Рудазов

Это было бы несложно, если бы папа не велел ей хранить тайну. Вероника никому рассказывать и не собиралась, потому что тут ничего такого, это просто ожерелье Друктара. Но теперь вот папа ее предупредил, и теперь Вероника все время будет думать о сохранении тайны.

А это очень отвлекает.

Да, это отвлекало. Когда Вероника вернулась в общагу, и Бумбида спросила, где ее казанок, Вероника только что-то промямлила и убежала чистить зубы перед сном. Она забыла казанок в лаборатории, но если об этом сказать, то придется сказать и зачем Вероника туда ходила, а тогда все раскроется.

– Какие красивые бусы! – восхитилась Свертхи, которую Вероника не заметила. – Это что, жемчуг?

Зубная щетка замерла в руке. Вероника продолжала чистить, но теперь медленно-медленно, чтобы дать себе время на раздумья.

– Это подарок папы, – сказала она, наконец прополоскав рот.

– А жемчуг настоящий или сотворенный?

Вероника смутилась, не зная, что ответить. Да что ей за дело до чужого ожерелья? Хотя она гномка, они любят такие вещи. Драгоценности всякие там, деньги. И хотя мама говорит, что оценивать индивидов по их видовой принадлежности – это видизм, Свертхи правда такая. Она все время высматривает, у кого что есть и сколько оно стоит.

Что бы сказала Астрид?

– Это не жемчуг, – ответила Вероника. – Это глаза моих врагов.

Свертхи хихикнула, приняв ответ за шутку. Хотя он и правда же шуточный, потому что тут глаза не врагов, а врага.

Только одного. Шутка в этом.

На следующее утро Вероника тоже все время думала, как продолжать носить ожерелье Друктара, но чтобы при этом никто про него не знал. Она пыталась скрыть его под платьем, но оно плохо скрывалось, потому что глаза-жемчужины получились крупные, а шея у Вероники тонкая, да и самой ее в целом довольно мало.

Не шарфом же шею закутывать. Зимой еще можно бы, а сейчас совсем не холодно.

К счастью, кроме Свертхи никто про ожерелье ничего не спросил, так что Вероника успокоилась. Она позавтракала, пошла на первый урок… и им был ПОСС. И едва дедушка Инкадатти ее увидел, как сразу встрепенулся, подобрался, подскочил к Веронике, как Каркуша к мясу, и так же противно каркнул:

– Где ты взяла эти бусы?!

– Сделала! – испуганно ответила Вероника.

– Сама?.. – не поверил Инкадатти.

– Ага.

– Ага. Ну ладно… тогда смотри не потеряй. Носи их не снимая.

И мэтр Инкадатти что-то отметил у себя в журнале. А потом пристально поглядел на Веронику – и отметил что-то еще.

Вероника поняла, что ожерелье скомпрометировано. И она сама тоже скомпрометирована. И папа тоже, возможно, скомпрометирован. Возможно, если все раскроется, его выгонят из ректоров, потому что он помог Веронике делать ожерелье Друктара, а она должна была справиться сама.

Нет, подождите. Это же не было школьным заданием. Она сама решила его сделать.

– Мэтр Инкадатти, а вы что там записали? – спросила она, изо всех сил вытягивая шею.

– Это я просто у себя отметил, – отмахнулся классный наставник. – Ничего интересного.

– А. Ну ладно… а вы никому не говорите, хорошо?

– Дегатти, сядь на место, – велел Инкадатти. – Урок начинается.

На уроке Вероника сидела, словно на гвоздях. То и дело поглядывала в сторону журнала, где написано что-то про нее, и наверняка плохое. Не помогало даже то, что урок оказался интересный, дедушка Инкадатти рассказывал про общепринятую шкалу опасности ПОСС, учил приблизительно оценивать по ней своих оппонентов, а потом достал похожий на моряцкий квадрант инструмент и показал, у кого в группе какой уровень.

Больше всех, конечно, оказалось у Бумбиды и троллят, Мубима и Турбеу. Только они трое получили больше единички, а Бумбида так даже двойку. У всех остальных – меньше единички, стрелка едва отрывалась от начальной отметки.

А у Вероники… Веронику Инкадатти пропустил. Прошел мимо, словно нет ее вовсе. Это было ужасно обидно, и Вероника расстроилась.

– Ну и все, – подытожил Инкадатти, показав, что опасность Свертхи – ноль и две десятых. – Все вы, вместе взятые, будете побеждены одним мелким бесом. Задумайтесь над этим.

– А у вас сколько, мэтр? – подал голос Нахим, которого рассердило, что у него всего-то ноль и семь десятых, потому что он считал себя очень опасным.

– Пятнадцать и четыре десятых, – отмахнулся Инкадатти. – Ну или две десятых. Я уже немолод. Подрастерял навык-то. Но кое на что еще способен!

И он почему-то грозно уставился на Веронику. Вероника попыталась грозно уставиться в ответ, но у нее это, наверное, получилось неубедительно, потому что Инкадатти совсем не испугался, а вот она – еще как.

– Всё, идите, – велел старик. – К следующему уроку чтобы у всех от зубов отлетало. Проверю.

Сам же он остался в классе, и несколько минут заполнял журнал, пока снаружи шумели дети. Берде Инкадатти не любил детей. Они шумные, вздорные, глупые… глупее взрослых.

При этом у современных детей слишком мало обязанностей и слишком много прав, о которых они знают. Это делает их еще и наглыми, а потому совсем невыносимыми.

Вот раньше-то все было иначе. Маленький Берде себя так не вел. Как было заведено в те времена, в семье их было много, а потому никто не получал особого отношения и не считался сверхценным сокровищем. Это очень полезно для детей, потому что так они не сталкиваются с разочарованием от того, что как только они взрослеют, с них перестают сдувать пылинки и начинают относиться как к рядовым людям.

И когда он сам учился в Скрибонизии, была дисциплина. Все ходили по струнке. При встрече с классным наставником снимали шляпу – да, тогда ученики носили шляпы! – и кланялись. А если ученик сидел, то вставал, приветствуя наставника.

А что теперь? Они смотрят на классных наставников, как будто те их родные дяди и тети. Как будто бы они равны им. Не здороваются, шляпы не снимают… вообще не носят шляп за редким исключением. Не встают, когда он входит. Болтают на уроках. Выкрикивают с места.

Что за времена настали? Это все из-за Локателли. Он испортил систему образования и всю Мистерию. Теперь только своей бородой похваляться и может.

А может, и не только Локателли. Как обычно, поколения сильных людей берут слишком много на себя и балуют детей, чтобы те встречали меньше трудностей. А дети в итоге вырастают капризными и изнеженными. И на смену сильным поколениям приходят слабые.

А потом мир рушится.

– … Мы поняли вашу точку зрения, мэтр Инкадатти, но