Фантазии Баранкина. Поэма в двух книгах - Валерий Владимирович Медведев

— В детстве я пыталась воспользоваться чужими волшебными словами, но у меня ничего хорошего из этого не получалось.

Вот очень мне нравились такие волшебные слова: «Он ударил в медный таз и вскричал: «Кара-барас!» У нас был такой таз, в котором бабушка варила варенье. Однажды, когда все ушли из дому, я села учить уроки. Но ничего у меня не решалось, ничего не запоминалось. Тогда я взяла медный таз, ударила кулаком и закричала: «Кара-барас!» Никакого результата. Тогда я сказала, как сказочник из «Снежной королевы»: «Снип-снап-снурре-пурре-базелюрре…» Но всё равно из этого ничего не вышло, и задачи не решались. Ещё я совсем зря крикнула: «По щучьему веленью, по моему хотенью — решитесь все решенья! — не решились. И тогда я поняла: надо искать своего волшебника со своими волшебными словами, если чужие не помогают.

И я пошла по городу. И стала слушать, что говорят люди, когда работают. Вот строят дом. И кричат: «Майна!», «Вира!» Стена дома стала расти у меня на глазах. Заглянула к футболистам на стадион: «А ну, Миша, дай-ка ещё по воротам». Заглянула к хоккеистам: «Ещё пас, ещё пас. Г-о-о-л!» Человек плывёт. Почему не тонет? Смотрю: «Раз-раз-раз-раз!» Вошла в цирк: «Гоп-ля! Ещё раз!» Заглянула в балетное училище, а там: «И-и-и раз! И два! И три! И — ещё раз!» «Давай, давай! — говорил бульдозерист, нажимая на рычаги. — Ещё давай!»

«Чудеса!» — подумала я, догадываясь, что в слове «раз» есть что-то волшебное. «Раз, два, взяли! Раз, два, взяли! Ещё раз взяли! Ещё раз!» И тут я всё поняла. Вот они, волшебники, и вот они, волшебные слова: «ЕЩЕ РАЗ, ЕЩЕ РАЗ!» И так мне захотелось тут же самой стать волшебником! ЕЩЕРАЗОМ! Я взяла и стала сочинять свою волшебную песенку. Потому что какой может быть волшебник без песенки?

Получилось так: «Я ЕЩЕРАЗ, волшебник, и в добрый час я помогаю всем, кто от неудачи льёт слёзы, а работать надо весело, не напоказ, чтоб никто не удивлялся, а при этом, конечно, повторять: «Ещё раз, ещё сто раз, ещё тысячу раз…» Песенки не получилось.

«Никакой я не волшебник, — подумала я, прочитав всё это. — Какая же это песенка, когда всё так нескладно? А потом вспомнила, что надо ещё раз, и ещё, и ещё сто раз попытаться стать волшебником. И вдруг, может быть, в двухсотый ещё раз у меня из-под пера полились стихи:

Я, волшебник ЕЩЁРАЗ,

Помогаю в добрый час

Тем, кто с первой неудачи

Растеряется и плачет.

Чтоб в работе и за книжкой

Дело спорилось у вас,

Говорите все мальчишки,

И девчонки и мальчишки:

«Ещё раз! Ещё раз!»

Веселей работай снова,

Повторяя каждый раз

Два моих волшебных слова:

«Ещё раз! Ещё раз!»

Между прочим, пока Аня Брунова исполняла по системе Станиславского свою сказку про волшебника ЕЩЕРАЗА, я, конечно, не терял времени даром и, как всегда занимался сразу четырьмя делами: правой рукой в кармане сжимал теннисный мяч, носком левой ноги ритмично прижимал теннисный мяч к полу, решал кроссворд (по горизонтали: 12. Плата за перевозку груза водным путём. 13. Щипковый инструмент. 15. Курорт в Крыму. 17. Вулканическая горная порода, употребляемая как строительный материал) и размышлял о методе физических действий.

Оказалось несколько неожиданным и для меня самого, что я разбираюсь не только в системе Станиславского, но и ещё в одном методе, применяемом режиссёрами в работе с артистами, — этот метод называется методом физических действий. И заключается он вот в чём, но это так… грубо и ориентировочно: в отличие от системы Станиславского, которая приводит актёра к правильному внешнему состоянию через правильное внутреннее состояние, то есть через внутреннее к внешнему. Метод же физических действий старается через правильное физическое поведение актёра привести его к нужному внутреннему состоянию, то есть, наоборот, через внешнее к внутреннему…

— Иванов, ну, как тебе сказка про волшебника ЕЩЁРАЗА? — спросил Кутырев.

— Всех бы вас, — сказал я, помедлив, — к пираньям во время отлива… всех… кроме Ани… А так ничего, ничего, я немного доволен.

— Иванов немного доволен! Иванов немного доволен! Иванов немного доволен! — пронеслось по залу и по сцене.

— Но потом, когда… имейте в виду… но, несмотря на… это, я разрешаю, только я не очень-то разобрал, по какой всё-таки системе вы работаете? Борис, кстати, о стыке театральных наук… Вы, конечно, не знаете, что, кроме системы Станиславского, в работе с актёрами есть ещё так называемый метод физических действий, — меня так и подмывало всё-таки прочитать этим начинающим и ленивым и нелюбопытным людям лекцию о методе физических действий.

— Юрий Евгеньевич! Не губи мою режиссёрскую карьеру, — взмолился Борис Кутырев, — ты же обещал не разражаться?

— Не знаешь — не берись, не можешь — не борись, — прошептал я одними губами и решил про себя: «Ладно, погублю я этого Кутырева, но потом! Позже!.. Чтобы не занимался бессистемно театральным искусством!»

— И так в твоём присутствии бог знает что происходит, — продолжал жаловаться Кутырев. — Жонглёр раньше не ронял ни одной булавы, а сегодня, в твоём присутствии, он ни одной булавы не поймал. Актёры не выполнили ни одной из поставленных перед ними сценических задач. Кроме Ани…

— Как, разве выступал жонглёр? — удивился я.

Выступление жонглёра я и вправду как-то не заметил, поглощённый своими мыслями.

— Слушай, Брунова, у меня есть к тебе серьёзный разговор, ты ко мне зайди.

— Когда? — спросила Аня.

От такого моего предложения она так растерялась, что даже покраснела, что даже воскликнула:

— Господи, твоя воля! Счастье-то какое! Иванов свидание мне назначил! Где это записать?!

— Как где? В воспоминаниях, — вырвалось у меня невольно.

— А когда зайти-то? — продолжала причитать Брунова.

— Зайдёшь… лет через пятнадцать — двадцать.

От такого моего предложения она растерялась ещё больше и ещё больше покраснела.

— Через пятнадцать лет у меня будет ревнивый муж, — сказала она.

Мне понравилась её находчивость, в конце концов, все сотрудники, окружающие сверхкосмонавта, должны быть находчивыми, а сам сверхкосмонавт должен быть сверхнаходчивым. Всё нормально.

— Друзья, но давайте всё-таки работать, — взмолился Кутырев.