Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев

О Старбек! какой ласковый, ласковый ветер, и как ласково глядит сверху небо! В такой день – вот в такой же ясный день, как сегодня, – я загарпунил моего первого кита – восемнадцатилетним мальчишкой-гарпунером!.. Сорок лет назад! Сорок лет беспрерывных плаваний! Сорок лет лишений, опасностей, штормов!.. Из этих сорока лет я едва ли три провел на берегу. Когда я думаю об этой жизни, которую я вел, о пустынном одиночестве, о каменном застенке капитанской обособленности, так скупо допускающем извне сочувствие зеленого мира, – о гнетущая тоска! о Гвинейское рабство капитанского самовластия! – когда я думаю обо всем этом, о чем я до сих пор только наполовину догадывался, ясно не сознавая того, что было, – как я сорок лет питался сухой солониной – этим символом скудной пищи моего духа, – когда даже беднейший обитатель суши имеет каждый день свежие плоды к своему столу и преломляет свежий хлеб этого мира, покуда я ем заплесневелые корки, вдали за многие тысячи океанских миль от моей молодой девочки-жены, с которой я обвенчался, достигнув пятидесяти лет, а на следующий день после свадьбы отплыл к мысу Горн, оставив лишь одну глубокую вмятину в моей брачной подушке; жена? жена? вернее вдова при живом муже! Да, да, Старбек, я сделал вдовой эту бедную девушку, когда женился на ней. И потом, все то безумство, все неистовство, кипящая кровь и пылающий лоб, с какими вот уже тысячи раз пускался в отчаянную, пенную погоню за своей добычей старый Ахав, – скорее демон, чем человек! Да, да! каким же отчаянным дураком – дураком, старым дураком – был старый Ахав все эти сорок лет! К чему надрываться в погоне? К чему натруживать и выворачивать веслом руки, и гарпуны, и остроги? Разве стал от этого Ахав лучше или богаче?..[13]

Космософия России и русский Логос

Удивительно, как гадавшим о судьбах России не приходило на ум спросить ее природу: чего она хочет, какой бы истории она могла желать от народившегося на ней человечества? Все русские мыслители: от Чаадаева до Шафаревича – думали в рамках историософии. То есть брали некие схемы развития и устроения обществ, которые сказались на поверхности Земли за тысячелетия цивилизаций, и прилагали эти карты к России, раскладывали ей пасьянсы. «Западники», «славянофилы», «соборность», «православие и католицизм»; «Византизм и Славянство», «Россия и Европа», «народ-богоносец», «Развитие капитализма в России», «Русская идея», «Евразийство», «Социализм», «Русофобия»… – все берут некие надземные готовости вокруг России и принимаются ими соображать насчет нее. Так это и в нынешних страстных политико-публицистических спорах: «Что нам менять и брать?» Будто страна и ее природа есть некая пассивная безгласность и безмысленность и просто материал-сырье истории в переработку. Но ведь уже устроение природы здесь есть некий текст и сказ: горы или море, лес или пустыня, тропики или времена года – это же все некие мысли бытия, сказанные словами природы.

«Русь! Куда же несешься ты?» «Что пророчит сей необъятный простор?» Писатели, художники, поэты чуяли излучения воли и смысла от Русского Космоса и пытались угадывать их значения. Пушкин, Гоголь, Тютчев, Блок, Есенин, Пастернак… Но чистые умники: философы, политики, даже историки (чуть малая есть о русской природе в начале «Историй» Соловьева и Ключевского…) как-то решали за Россию без хозяйки. Не говорю уж о МРАКсизме, который будто уж «МАТЕРИализм», а совсем не любит «матушки-природы» (слышу это в иронической интонации Э. В. Ильенкова, гегельянца) и попросту налагает схемы своих пяти всеобщих формаций и не ждет милостей от природы, а насилует ее.

Какую же мудрость излучает Космос России? Россия – «мать-сыра земля», то есть «водо-земля» по составу стихий. И она – «бесконечный простор». Беспредельность – аморфность. Россия – огромная белоснежная баба, расползающаяся вширь: распростерлась от Балтики до Китайской стены, «а пятки – Каспийские степи» (по образу Ломоносова). Она, выражаясь термином Гегеля, – «субстанция-субъект» разыгрывающейся на ней истории. Очевидно, что по составу стихий ее должны восполнить «воз-дух» и «огонь», аморфность должна быть восполнена формой (предел, границы), по Пространству должно врубиться работать Время (ритм Истории) и т. д.

Это и призвано осуществлять Мужское начало здесь. Природина, Россия-Мать рождает себе Сына – русский Народ, что ей и Мужем становится. Его душа – нараспашку, широкая: значит, стихия «воз-духа» в нем изобильна. Он легок на съем в путь-дорогу дальнюю. Русский народ – СВЕТЕР: гуляет, «где ветер да я», летучий, странник и солдат, плохо укорененный. Неважно он, такой беглый, пашет свою землю, как мужик бабу, – по вертикали, так что его даже пришпиливать приходилось крепостным правом, а то все в бега норовил…

Потому второго Мужа России понадобилось завести (уже не как Матери-Родине, а именно Женщине-жене) в дополнение, который бы ее продраил по вертикали да крепко обнял-обхватил обручем с боков, чтобы она не расползалась: заставой богатырскою, пограничником Карацупою, железным занавесом – бабу в охряпку… И этот мужик – чужеземец. Охоча холодноватая Мать-сыра земля до огненного чужеземца плюс к своему реденькому, как иная бороденка, Народу: он свой, родимый, любимый, да больно малый да шалый. Воз-дух и Свет (недаром и мир тут – «белый свет», как снег) он ей подает; но ведь у стихии Огня вторая важнейшая ипостась – Жар, а сего недодает. Вот и вынуждена Россия варяга приглашать на порядок-форму и закон, из грек правостояние православия (тоже прямая, вертикаль и закон – Божий), половца и турка с Юга притягивает, татаро-монгола – с Востока. Потом немцы с Петра правили, социализм западный с Ленина, грузин Джугашвили, в ком соединились Петр с Тамерланом (догматический марксизм и талмуд идеологии Запада – и султан «секим-башка» с Востока). Уж он-то так продраил Русь-бабу, что бездыханная лежала… Потом полегче: хохлы-малороссы с Хрущева пошли, с выговором на фрикативное «гх» – и у Брежнева, и у Горбачева. Как бы в отместку за присоединение к России, Украина в пору «застоя» своими людьми стала Россиею править: куда ни глянешь в аппарат власти, армии, культуры – везде от всяческих «енко» рябило…

Даже стратегия русских войн – от охоты России-бабы на чужеземца. Она его приманивает (поляка, француза, немца), затягивает в глубь себя: никогда не на границах ему отбой, а взасос его вовлекает – и уж тут, во глубине России, самый оргазм битв: летят головушки и тех, и других, орошают ее топкое лоно огненной кровушкой, как спермою: им смерть, а ей – страсть да сласть. Так