Политические сочинения. Том I. Личность и государство - Герберт Спенсер

стать вездесущим работником, должно знать нужды каждого лучше его самого – словом, должно обладать сверхчеловеческими силой и умом. И даже в том случае, если бы государство действовало успешно в своей настоящей сфере, даже и тогда мы не имели бы достаточных гарантий для расширения этой сферы; но, видя, как плохо оно исполняег те простые задачи, которые мы не можем не возлагать на него, мы можем, разумеется, питать только очень слабую надежду на то, что оно выполнит успешно задачи более сложного порядка.

С какой бы точки зрения мы ни взглянули на этот вопрос, мы придем к тому же самому выводу. Коли мы под первою обязанностью государства будем понимать защиту каждого индивидуума от всех других, в таком случае вся остальная деятельность государства будет заключаться в защите каждого индивидуума от себя самого – от его глупости, его собственной лени, непредусмотрительности, опрометчивости или других недостатков, его собственной неспособности сделать то или другое, что должно быть им сделано. Эта классификация не подлежит спору, ибо очевидно, что все препятствия, лежащие между желаниями человека и их удовлетворением, происходят или вследствие противоречащих желаний других индивидуумов, или вследствие своей собственной несостоятельности. Справедливые, хотя и противоречивые желания других имеют такое же право на удовлетворение, как и его собственные, следовательно, не могут быть устранены. Что касается незаконных желаний, то удержание их в надлежащих границах и составляет обязанность государства. Следовательно, единственная другая сфера, доступная для него, есть ограждение индивидуума от свойств его собственной натуры или, как мы выражаемся, защита его против него самого. Не останавливаясь на применении этого и ограничиваясь пока исключительно лишь соображениями осуществимости, посмотрим теперь, что представляет это предложение, сведенное к его простейшей форме. Перед нами люди, одаренные инстинктами, чувствами, понятиями, которые не направлены на самосохранение. Надлежащая деятельность каждого из них дает известное количество удовольствия, бездеятельность – большее или меньшее количество страдания. Те, которые одарены этими способностями в надлежащей пропорции, благоденствуют и размножаются; те, у которых должное соответствие не соблюдено, вымирают. И всеобщий успех такой организации человека обнаруживается в том факте, что при этом условии мир населился и развил сложные условия приспособления цивилизованной жизни. Указывают, однако же, на то, что существуют и такие направления, по которым этот аппарат действует несовершенно.

Признавая, что он значительно содействует при добывании человеком средств к жизни, одежды и пищи, при заключении браков и воспитании потомства и при учреждении наиболее важных промышленных и коммерческих предприятий, – в то же время указывают многие нужды, как, например, чистый воздух, большее распространение знаний, хорошая вода, безопасность передвижения и многое другое, что он недостаточно обеспечивает. А так как эти дефекты постоянны, то к этому прибавляют, что необходимо принять некоторые дополнительные меры. Ввиду этого предлагают, чтобы известному числу людей, выбранных из всей массы и составляющих законодательный корпус, поручалась забота об этих различных предметах. Уполномоченные таким образом законодатели (отличающиеся в общем теми же самыми недостатками в этом аппарате мотивов, как и все люди вообще), будучи неспособны выполнять лично свои задачи, должны исполнять их по полномочию: назначать комиссии, управления, советы и целые армии чиновников, причем все эти учреждения должны быть обставлены теми же самыми несостоятельными людьми, так плохо действующими. Но почему же его система сложного полномочия должна преуспевать там, где это не удалось системе простого полномочия? Промышленные, торговые и филантропические учреждения, которые создаются гражданами добровольно, представляют собой органы, непосредственно уполномоченные; правительственные органы, созданные избранными законодателями, которые назначают чиновников, – посредственно уполномоченные органы. При этом надеются, что благодаря этому процессу двойного уполномочивания достигнуты будут результаты, недоступные процессу простого уполномочивания. Где же рациональное основание для подобного рода надежд? Уж не в том ли, что законодатели и их агенты способны интенсивнее всех остальных людей ощущать то зло, которое они призваны искоренить, те потребности, которые они должны удовлетворить? Едва ли, так как они по своему положению большею частью свободны от этих зол и этих нужд. Или, быть может, потому, что первичный мотив заменяется у них вторичным страхом перед общественным неудовольствием и в конце концов потерей должности? И это вряд ли для тех менее значительных выгод, для которых граждане не организуют прямой помощи, они не организуют и косвенной помощи путем устранения неудовлетворительных служащих, особенно когда они не могут легко найти хороших. Или, быть может, эти правительственные агенты из чувства долга сделают то, чего не сделали бы по какому-либо другому побуждению? Это, очевидно, единственное допустимое основание. Аргумент, на котором приходится строить защитникам активного правительства, заключается в том, что задачи, для исполнения которых люди не хотят объединить своих усилий для своей собственной пользы, будут исполняться назначенной государством частью их, объединяющей свои усилия для блага остальных. Общественные деятеля и чиновники, любящие своих ближних больше, чем себя самих! Филантропия государственных людей сильнее эгоизма граждан!

Что удивительного в таком случае, что каждый день увеличивает перечень законодательных промахов? Если взрывы в шахтах учащаются, несмотря на назначение горных инспекторов, это является только естественным последствием этой ложной методы. Если судохозяева Сандерленда жалуются, что «Акт о морской торговле окончательно провалился», в то время как другая заинтересованная сторона – матросы – обнаруживает свое недовольство обширными стачками, это только подтверждает безумие доверять более теоретизирующему благодушию, нежели опытному личному интересу. И эти факты возможны повсюду, и повсюду встречаются. Правительство, устранив инженеров, назначает на их места их помощников – комиссию Сюэра для осушения Лондона. Ламбет посылает уполномоченных заявить, что он платит большие налоги, не получая взамен никакой выгоды. Утомленный бесплодным ожиданием Бетналь созывает митинги для изыскания «наиболее действенных мер для расширения дренажа в округе». Из Уантсворта являются жалобщики с угрозами не вносить налогов, пока не будут удовлетворены их нужды. Кэмберуэлль предлагает объявить подписку и сделать необходимое собственными силами. В то же самое время не двигается также и дело очищения Темзы; еженедельные отчеты показывают значительное повышение процента смертности; в парламенте доброжелатели комиссии располагают для ослабления критики только хорошими намерениями, и, наконец, приведенные в отчаяние министры радостно хватаются за предлог, чтобы самым спокойным образом отложить в долгий ящик комиссию со всеми ее планами[89]. В качестве архитектора-наблюдателя государство вряд ли более преуспело, чем в качестве инженера, как об этом свидетельствует Строительный акт (Metropolitain Buildings Act).

Вновь построенные дома продолжают и теперь время от времени обрушиваться. Два месяца тому назад обрушилось два дома в Бэйсуотере, третий рухнул недавно близ Пентонвильской тюрьмы, и это несмотря на предписанные актом толщину, железные сваи и инспекторов. Тем, которые устанавливали эти мнимые