Воля Неба и судьба человека. Труды и переводы - Лариса Евгеньевна Померанцева

ворот, ой-ли[473],

На шапке твоей белый шнур, ой-ли,

Ярким блеском нефрит горит, ой-ли.

Ты ждешь меня во дворе, ой-ли,

На шапке твоей зеленый шнур, ой-ли,

Ярким блеском нефрит блестит, ой-ли.

Ты ждешь меня у крыльца, ой-ли,

На шапке твоей желтый шнур, ой-ли,

Ярким блеском нефрит сияет, ой-ли.

Полные воды Ци

(I, V, 1)

Смотрю на полные воды Ци —

Зеленый бамбук по берегам клонится…

О, стройный юноша!

Словно из кости вырезан,

Словно из нефрита выточен.

Отважен и смел,

Пылок и горд.

О, стройный юноша!

Увидишь его – не забудешь вовек!

Смотрю на полные воды Ци —

Зеленый бамбук синеет вдали…

О, стройный юноша!

В ушах его ярко каменья блестят,

На шапке – узор сияет звездой.

Отважен и смел,

Пылок и горд.

О, стройный юноша!

Увидишь его – не забудешь вовек!

Смотрю на полные воды Ци —

Зеленый бамбук простерся ковром…

О, стройный юноша!

Словно золота легкий блеск,

Словно нефрита матовый свет,

Великодушен и мягок

В колеснице стоит.

Меткое слово в его устах

Не обидно звучит никому.

Пышна артемизия[474]

(II, V, 8)

Обильна, пышна артемизия,

Не артемизия то – полынь!

О, горе-горе! Отец и мать!

В тяжких муках растили меня.

Обильна, пышна артемизия,

Не артемизия то – полынь!

О, горе-горе! Отец и мать!

В трудах и тяготах растили меня.

Кувшин опустел —

Наполняют из бочки.

Одинокому жить —

Горше смерти.

Нет отца – на кого опереться?

Нет матери – на кого положиться?

Куда бы ни шел – везде тоска,

Откуда бы ни возвращался – некуда идти.

Мой отец породил меня,

Моя мать вскормила меня,

Ласкали меня, поили меня,

Растили меня, холили,

Ходили за мной, лелеяли,

Всегда и везде пеклись обо мне.

Хотел бы воздать им благом,

Безмерным, как небо великое!

Остры кряжи Южного хребта,

Свирепы заверти смерча.

Все кругом счастливы,

В чем я провинился?

Грозны кряжи Южного хребта,

Сокрушительны заверти смерча.

Все кругом счастливы,

Только мое горе неизбывно.

Разросся плющ[475]

(I, X, 11)

Разросся плющ и заглушил терновник,

Дикий виноград закрыл землю.

Мой любимый погиб,

С кем разделю мой кров?

Разросся плющ и заглушил унаби,

Дикий виноград закрыл траву.

Мой любимый погиб,

С кем разделю мой ночлег?

Сияет ярко роговое изголовье,

Сверкает золотом парчовый саван.

Мой любимый погиб,

С кем встречать рассвет!

Сколько летних дней,

Сколько зимних ночей,

Сколько лет пройдет,

Пока приду я под твой кров!

Сколько зимних ночей,

Сколько летних дней,

Сколько лет пройдет,

Пока приду я в твой приют!

Следующие ниже песни принадлежат лирике – самой большой и наиболее развитой по форме части «Книги песен». Первое место здесь занимает любовная лирика, а в ней – песни, связанные с девичеством, замужеством, разводом, разлукой. Элегические настроения превалируют в этой части – усталое сердце, тоскующая душа, печальные воспоминания, жалобы на судьбу. Эти лирические темы вместе с привычным способом их выражения переходят в другие тематические циклы – в песни, имеющие гражданскую и социальную направленность (о неблагополучии в государстве, о несправедливости господина и т. п.), также составляющие значительную часть памятника. Эмоция печали как самая сильная оказывается наиболее разработанной не только в фольклоре, но и в произведениях анонимных авторов. Человеку, живущему в эпоху царств и переживающему сложные социальные и мировоззренческие катаклизмы, становится тесно в рамках фольклора, и для выражения усложнившихся чувств он ищет индивидуальных художественных средств. Поиск идет на почве фольклора и проявляется не столько в отступлении от него, сколько в необычном использовании фольклорных средств: например, одна и та же параллель не обязательно повторяется из строфы в строфу, а в каждой строфе может быть новая, либо они меняются через несколько строф – тем самым оказывается возможным передать чувство не однопланово, а с нюансами. Некоторые авторы достигают в этом большого мастерства, и мы можем только удивляться столь раннему умению передавать движения человеческой души.

Слива уже опадает[476]

(1, II, 9)

Слива уже опадает,

Но много еще на ветвях.

Юноши, которым мила я, —

Счастливый день настал!

Слива уже опадает,

Осталось мало совсем.

Юноши, которым мила я, —

Спешите – время пришло!

Слива уже опадает,

Наклонив корзину, сгребаю ее,

Юноши, которым мила я,

Скажите заветное слово!

Чжэнь и Вэй[477]

(I, VII, 21)

Как Чжэнь и Вэй

Разольют свои воды,

Так парни и девушки

Выйдут с цветами.

Она скажет ему: «Ты омылся уже?»

«Да, уже», – он ответит.

– «Пойдем же еще!»

За рекою за Вэй

Широко и привольно,

Парни и девушки,

Смеясь и шутя,

Дарят друг другу пионы[478].

Чжэнь и Вэй,

Глубоки и чисты,

В этот день оживленья полны.

Она скажет ему: «Ты омылся уже?»

«Да, уже», – он ответит.

– «Так пойдем же еще!»

За рекою за Вэй

Широко и привольно,

Парни и девушки,

Смеясь и шутя,

Дарят друг другу пионы.

У восточных ворот вязы

(I, XII, 2)

У восточных ворот вязы.