Шараф-наме. Том II - Шараф-хан Бидлиси

суннитов. Но веротерпимость, естественно, ему присуща лишь в рамках мусульманской веры. В отношении к кафирам — немусульманам — он остается сыном своего времени и своего класса. Походы турецких султанов на «поборников ереси и заблуждения», на «презренных кафиров» у него встречают горячее одобрение. Некоторые высказывания Шараф-хана говорят о его шиитских симпатиях. Шиитских имамов 'Али и его потомков Бидлиси упоминает с неизменным почтением, называя 'Али «эмиром верующих», Мусу Казима — «квинтэссенцией семейства Избранного, киблой приверженцев 'Али»[80] и т. д. Однако благоговейное отношение к 'Али и его потомкам было далеко не чуждо и многим суннитам[81]. Но одна фраза в Хатиме совершенно невозможна для высказывания суннита: «Могилу Йазида б. Му'авии [эмир Тимур Гурган] разрушил, а кости того проклятого сжег»[82]. «Проклятым» именуется сын халифа Му'авии, убийцы 'Али, один из халифов, которые, по убеждениям шиитов, узурпировали власть у законных наследников — 'Али, его сыновей Хасана и Хусайна. Более того, при изучении текста Шараф-наме можно заметить, что об этих халифах Шараф-хан предпочитает либо не говорить вообще, либо упоминает беэ обычных в таких случаях благопожеланий[83].

При этом следует учесть, что: 1) Шараф-хан Бидлиси жил в суннитском окружении и воинствующий суннизм служил Османской империи идеологическим оружием в борьбе с шиитским Ираном и 2) одно из основных положений вероучения шиитов, такийе, предписывало им тщательно скрывать в среде иноверцев свою принадлежность к шиитскому вероисповеданию[84]. Ясно, что в таких условиях Шараф-хан Бидлиси вынужден скрывать свои истинные религиозные убеждения. И его заявление, что «кызылбаши закоснели в ереси», можно,, по-видимому, расценивать не иначе, как дань господствовавшему в османской Турции вероисповеданию. Этой ереси, каковой было вероучение шиитов с точки зрения ортодоксального суннита, автор явно сочувствует.

Что же касается политической позиции Шараф-хана Бидлиси, то она тоже достаточно противоречива. С одной стороны, будучи вассалом турецких султанов и ощущая с их стороны постоянные усилия, направленные на упрочение центральной власти, Шараф-хан Бидлиси стремится засвидетельствовать преданность и единомыслие. С другой стороны, Бидлиси, как представитель крупных курдских феодалов, не мог не разделять центробежной устремленности своего класса.

* * *

Предлагаемый перевод заключительной части Шараф-наме — Хатиме (II тома издания В. В. Вельяминова-Зернова) — облегчит ознакомление с этим ценным историческим памятником и привлечет к нему более пристальное внимание исследователей.

Имена собственные и названия сочинений, как и при издании перевода I тома Шараф-наме, передаются на основе транслитерации, принятой для публикаций в серии «Памятники письменности Востока». Даты по хиджре переведены на европейское летосчисление по синхронистическим таблицам И. А. Орбели, цитаты из Корана приводятся в переводе Г. С. Саблукова.

В предисловии к изданию перевода основной части Шараф-наме переводчик указал на желательность приведения в предисловии к переводу II тома всех различий в тексте основной части Шараф-наме в изданиях В. В. Вельяминова-Зернова 1860 г. и тегеранском 1965 г. Однако эти разночтения оказались не столь значительны. Более существенные разночтения мы находима тексте Бодлеанского списка Шараф-наме, описанного в каталоге Э. Захауи X. Эте за № 312[85]. Составители каталога рукописей Бодлеанской библиотеки сочли данную рукопись автографом. Действительно, из колофона рукописи явствует, что она написана и исправлена «рукою бедного автора и ничтожного составителя, нуждающегося в помощи Аллаха, царя небесного, — Шарафа б. Шамсаддина ал-Акасари[86]... в последний день месяца зу-л-хиджжа 1005 года от бегства пророка»[87] Н. Д. Миклухо-Маклай пришел к выводу, что Бодлеанский список не может быть авторским, и даже поставил под сомнение сам факт наличия непосредственной и временной связи между этим списком и автором. Исследователь приводит весьма серьезные доводы, которые сводятся к следующему: рукопись фактически не датирована и составлена опытными каллиграфом и художником[88]. По ознакомлении с микрофильмом упомянутой рукописи, любезно нам направленным из Бодлеанской библиотеки, представляется несомненным одно: Бодлеанская рукопись является не черновым вариантом, а копией оригинала. Переписчик (независимо от того, был ли это автор или профессионал-каллиграф) стремится сохранить даже пагинацию оригинала — отсюда старание к концу страницы либо уплотнить текст, если текст явно не помещался, либо растянуть, если оставалось пустое место. Поэтому местами в конце листа последнему слову предшествует небольшая лакуна[89].

Написана Бодлеанская рукопись в целом четким каллиграфическим почерком, хотя местами он небрежен и явно некаллиграфичен. Различие столь заметно, что редактор настоящего перевода Л. Т. Гюзальян пришел к заключению, что в рукописи наличествуют два почерка.

Второе, что можно заключить из предварительного знакомства с текстом рукописи и сравнения его с изданием В. В. Вельяминова-Зернова, в основу которого была положена очень ценная рукопись ГПБ, проверенная и исправленная автором, — Бодлеанский список тоже составлен при жизни автора и из двух указанных списков является более ранним. Доказательством служит то обстоятельство, что некоторые исправления, внесенные в Бодлеанскую рукопись, вошли в текст списка ГПБ[90] Следовательно, рукопись Бодлеанской библиотеки представляет более раннюю редакцию Шараф-наме, а изменения в нее, по-видимому, внесены рукой автора.

Наконец, был ли автор Шараф-наме переписчиком этой рукописи, остается пока неясным. Однако тот факт, что рукопись написана каллиграфическим почерком и украшена миниатюрами, еще не свидетельствует, что Шараф-хан не мог участвовать в переписке сочинения. Каллиграфией и живописью весьма увлекались при дворе первых Сефевидов — сам шах Тахмасб был прекрасным каллиграфом. Шараф-хан же, как известно, с 9 до 12 лет жил и обучался при дворе шаха Тахмасба вместе с отпрысками шахского рода. Чему Шараф-хан Бидлиси обучался, можно судить по перечню «наук», которыми занимался ровесник Бидлиси, сын любимого брата шаха Тахмасба Бахрам-мирзы — Ибрахим-мирза, позднее правитель Мешхеда, весьма просвещенный покровитель поэтов и каллиграфов. Последний изучал каллиграфию, живопись, медицину, математику, астрономию, музыку, поэзию, эпистолярное искусство и богословие[91], занимался спортивными играми. Таким образом, каллиграфия и живопись входили в число обязательных дисциплин, которые изучались при дворе шаха Тахмасба, и Шараф-хан Бидлиси, несомненно, обучался мастерству каллиграфа и живописца. Эти обстоятельства позволяют предполагать, что и Шараф-хан Бидлиси мог переписать свое сочинение каллиграфическим почерком и украсить его миниатюрами, выполненными в Бодлеанском списке достаточно малохудожественно для профессионала. Для того чтобы разрешить этот вопрос, потребуется тщательное изучение Бодлеанской рукописи и сличение ее с другими, в особенности с упомянутым списком Шараф-наме в ГПБ.

Из сказанного выше можно заключить, что в настоящее время представляется наиболее целесообразным выявление архетипа самого сочинения по важнейшим рукописям Шараф-наме, что является уже задачей другой работы.

Перевод II тома Шараф-наме, как и I тома, подготовлен под руководством Л. Т. Гюзальяна. Пользуюсь случаем отметить также большую помощь, которую мне оказали своими советами и