Осень Средневековья. Homo ludens. Тени завтрашнего дня - Йохан Хейзинга

В социокультурных очерках Хёйзинги через его отношение к своему времени раскрывается личность автора. Для нас это не менее важно, чем систематическое изложение рассматриваемого им материала, подробный анализ и выводы. В пространном Предисловии к нидерландскому изданию эссе In de schaduwen van morgen (2007) Джордж Харинк называет Тени ключом к творчеству и к личности Йохана Хёйзинги. Он отмечает, что исторические сочинения Хёйзинги не порывали с современной ему действительностью и его актуальная критика культуры всегда исторически мотивирована.

Говоря об угрозе культуре, Хёйзинга искал поддержку в истории: «История как наука – это форма, в которой культура отдает себе отчет в собственном прошлом». Поэтому с таким отчаянием писал он об отказе от интеллектуализма, когда «логос вытесняется мифом». Свидетелями (но часто и участниками) этого процесса мы все являемся и сегодня.

Окружающая нас действительность во многом пребывает в состоянии неопределенности. Фундаментальные ценности уже не есть нечто незыблемое. То или иное явление мы воспринимаем не как событие, а как некое претворение замысла. Захватывающий спектакль, интересная выставка, яркий концерт – всё это предстает как проект. Явление, оцениваемое лишь по аналогии с другими явлениями и словно лишенное своей внутренней сущности, превращается в симулякр. Такое отношение постепенно распространяется на всё более обширную сферу. Социокультурные ценности, общественно-политические структуры – всего-навсего симулякры. История – это уже не то, что происходило и происходит на самом деле. Это – миф, как частный, так и как глобальный проект, что уже не только ложно, но и опасно.

Вообще говоря, мифологизированный подход к истории основывается на справедливости субъективного отношения к свершившемуся событию. Но одно дело – подготовленное тщательным, всесторонним изучением источников интуитивное художественное прозрение. Другое дело – политически ангажированный субъективизм, в своей крайней форме не гнушающийся и подтасовкой фактов. Хёйзинга – как настоящий большой ученый – опирался на интуицию. Подлинное открытие, будь то структура молекулы ДНК или математическая формула физического закона, всегда есть явление эстетическое. И Хёйзинга поразительно сочетал в себе умение проводить трудоемкие научные изыскания – и дар художественного прозрения. Он был ренессансным человеком, и недаром из-под его пера вышла замечательная книга о великом представителе нидерландского Ренессанса – Эразме Роттердамском.

Мы не можем не коснуться одного обстоятельства, а именно критического отношения Хёйзинги к современному ему изобразительному искусству. Отождествление Хёйзингой искусства, черпающего вдохновение в мифологии, мистике, религиозном чувстве (Марк Шагал), с философией жизни, сколь бы очевидной иногда ни казалась подобная аналогия, неправомочно. Визионерское, магическое искусство художественного авангарда, так же как и формальные новации художников 1920–1930-х гг., можно рассматривать как гуманистическую, персоналистскую реакцию на обезличенность тоталитаристской идеологии. Именно поэтому модернизму не было места ни в коммунистической России, ни в нацистской Германии. Хёйзинга, когда писал In de schaduwen van morgen, еще не знал о выставке Дегенеративного искусства (Entartete Kunst), которая будет устроена нацистами в июле 1937 г.[29].

Йохан Хёйзинга подходил к новому искусству с мерками человека, воспитанного на классике; он был идеалистом, человеком не вполне ХХ в., в чем-то наивным. Тем более поражает охват и точность его анализа социально-политической картины недавней европейской истории, убедительность диагноза болезни нашей цивилизации. Он с пронзительной чуткостью отмечал ее больные места – это была собственная его боль.

Многое, очень многое в этих очерках сохраняет поразительную актуальность. Высказанные там наблюдения и идеи вскоре стали неотъемлемой частью европейской культуры. Так, вышедшая уже после войны и получившая широкую известность книга Ханса Зедльмаира (1896–1984) Verlust der Mitte[30] по сути полностью воспроизводит многие суждения Хёйзинги как в целом, так и в деталях, – притом что австрийский исследователь, безусловно читавший вышеупомянутый очерк Хёйзинги, даже не упоминает имени знаменитого нидерландского историка и культуролога. Критику современного искусства, «утратившего центр – человека», Зедльмаир ведет с достаточно реакционных позиций. Взгляд его обращен вспять. Этот блестящий и тонкий знаток искусства, тесно сотрудничавший с нацистами, заставляет вспомнить другого блистательного эстета – Андре Йоллеса (1874–1946), автора завоевавшей в свое время признание книги Einfache Formen [Простые формы][31], многолетнего ближайшего друга Йохана Хёйзинги. Их дружбе пришел конец после вступления жившего в Германии Йоллеса в нацистскую партию.

В очерках Хёйзинги мы находим язвительную критику расистских теорий. Он подчеркивает, что характер этноса ни в коем случае не определяется феноменом расы и неотделим от феномена культуры.

Вполне правомочно заключить, что упадок и конец культуры неминуемо связаны с концом соответствующего этноса. Этнос и его культура находятся в нерасторжимом единстве. Беспочвенны и бесплодны поэтому попытки возрождения «былой культуры» без учета того, что и былой этнос уже безвозвратно утрачен.

Так что «возрождение культуры», на которое так надеялся Хёйзинга, по-видимому возможно – как ни драматично это звучит! – только как создание культуры нового этноса, который Хёйзинга и помыслить себе не мог, но который постепенно, и теперь уже неостановимо, создается в Европе.

В годы, предшествующие началу Второй мировой войны, Хёйзинга работает в Международной комиссии интеллектуального сотрудничества, предшественнице ЮНЕСКО. Издает ряд важных трудов по историографии и истории культуры, в том числе и горький, предостерегающий трактат Тени завтрашнего дня. Диагноз духовных бед нашего времени. Своими работами, общественной позицией, всей своей деятельностью Хёйзинга заявляет себя убежденным антифашистом, последовательным противником любого тоталитаризма. Так, в апреле 1933 г. Хёйзинга, занимавший почетную должность rector magnificus, выдворяет из Лейденского университета главу немецкой делегации, уличенного в антисемитской пропаганде. После выхода в свет нидерландского издания Homo ludens сразу же встал вопрос о возможном немецком издании. Однако для этого нужно было исключить место, где говорилось о пуэрилистском характере национал-социалистических массовых мероприятий. Сделать это Хёйзинга отказался, забрал рукопись, и немецкоязычное издание вышло в Швейцарии. В декабре 1944 г. оставшаяся у нидерландского издателя часть второго издания Homo ludens была конфискована полицией – притом что сам Хёйзинга считал эту книгу самым невинным из всех своих сочинений.

Хотя имя его уже в мае 1940 г. было внесено немецкими оккупантами в список потенциальных заложников, Хёйзинга отказался от сделанного ему в августе предложения эмигрировать в США, ссылаясь на свой долг перед страной и университетом. 26 ноября 1940 г. профессор Рудольф П. Клеверинга (1894–1980) произносит пламенную речь против антиеврейских постановлений оккупационных властей. Занятия в университете прекращены. Профессор Клеверинга арестован. В апреле 1942 г. Хёйзинга подает прошение об отставке. С 1 июля он больше не профессор Лейденского университета, который 26 ноября закрыт окончательно.