Айрин, графиня из Бездны. Книга 2 - Izzi Genius

Фуф и рыцарь стали по бокам, а Баал занял центральное место. Айрин не помнила, называли ли родители братьев по имени, да это и не имело значения. Спроси кто-нибудь девочку о смысле её действий, она не смогла бы ответить. Она делала то, что казалось ей верным, а отчего и почему — это неважно.

Вернувшись, Айрин вооружилась топором и нарубила дров, затем принесла воды в дом, и лишь затем девочка отправилась к тайнику.

Солнце уже клонилось к вершинам деревьев, когда Айрин достигла Змеевых Пастей. У неё не было ни подходящего снаряжения, ни подходящей одежды — но идти было недалеко, хватило и факела Извилистый проход меж наросших и вырастающих каменных столбов, поворот — и вот он, нужный камень, почти не отличающийся от остальных. Встав на колени, девочка свернула его, как учил отец. Там, в земле, как и шесть лет назад, сверкали золотые монеты. Она сгребла их все, сложила в карман, еще раз проверила, не забыла ли одной, не упустила ли — и поспешила на воздух. Лишь выйдя на свет, она достала монеты и посчитала их.

Сорок шесть. Там было сорок шесть золотых монет — огромные деньги для человека третьей ступени, но всё ещё недостаточные, чтобы обеспечить спокойное будущее ему и его семье.

Вернувшись в дом, Айрин разожгла огонь в печи, поужинала взятой с фермы едой, и, усевшись в кресло, вновь погрузилась в воспоминания. В какой-то момент она вспомнила про отцовский сундук и с трудом вытащила его из-под кровати. Раскрыв его, она прикусила губу, чтобы не расплакаться. В сундуке хранилось множество инструментов и вещей из прошлого, но больше всего девушку поразили те, что лежали на самом верху — её старая медицинская сумка, её первые дротики и сломанное копьё. Аури, чувствуя, как колотится у неё сердце, резко захлопнула крышку и задвинула сундук, боясь, что не вынесет переживаний. После чего погасила огонь и, расстелив плащ на деревянной кровати, уснула.

Каждую ночь девочка, заснув, видела один и тот же сон. Она стояла в темноте, возле человека в окровавленных одеждах. Сгорбленный, жалкий, он сидел на земле, тихонько раскачиваясь и жалобно причитая. Стоило Айрин шевельнуться, как человек, плача и с трудом перебирая руками по земле, поворачивался к ней. Он поднимал своё залитое кровью и слезами лицо, и Аури узнавала его, хотя и видела прежде всего мгновение. Бандит Ерозы из ночной битвы. Айрин проткнула ему поясницу, когда он готовился убить солдата, и побежала дальше, даже не увидев его смерть. А теперь он, с гримасой боли и отчаяния, снова и снова являлся ей, умоляя о помощи.

— Мне больно! — со слезами на глазах говорил он девочке, прижимая руки к ране, и Аури с ужасом смотрела, как кровь течет у него между пальцев.

— Мне очень больно! — плакал он, протягивая к ней окровавленные руки.

— Пожалуйста, помоги мне!

Во сне Айрин пятилась от него, а он, жалобно причитая, полз за ней, оставляя за собой кровавый след.

— Я же умру — жалобно шептал он — За что ты так? Почему ты так мучаешь меня?

И каждый раз Айрин просыпалась в холодном поту, полностью разбитая, чувствуя страх и тоску в сердце. Она пыталась убедить себя, что это — глупости. Что этого человека она даже не убивала. Что если и должны ей сниться кошмары, то с другими покойниками. Она пробовала шутить. Она пробовала объяснять. Она пробовала убедить себя, разозлить, перебороть.

Но наступала ночь, а с ней приходил сон — и мёртвый мужчина с раной в пояснице. Каждый раз он сидел, и тихонько плакал, и поворачивался, и тянулся к Айрин.

— Мне так больно — стонал он, и Аури зажимала уши, чтобы не слышать.

— Зачем ты так? — тянул он окровавленную руку, и Аури зажмуривала глаза.

— Ты убила меня! — мокрая холодная рука хватала девочку, и та просыпалась.

Каждую ночь она встречала со страхом и надеждой. И сегодня её мольбы были услышаны — под крышей родного дома, посреди бескрайнего Леса, она провела спокойную ночь.

Проснувшись, Айрин некоторое время лежала, не верю своему счастью, и смеясь от радости. «Может, это знак? — говорила себе девочка — Может, я и впрямь должна остаться здесь?»

Но стоило ей окончательно проснуться и выйти на порог, как тоскливое одиночество нахлынуло на неё. Нет, это место уже не будет прежним. Маму и папу было не вернуть, а без них тут не было жизни.

Аури прислонилась щекой к деревянному косяку, прислушиваясь к себе. Нет, совершенно точно, одной ей здесь не прожить. Отныне её жизнь, её путь — там, в городе. Оставаться наедине с Лесом и Бездной было слишком страшно. И тут же, стремясь укрепиться в принятом решении, Аури начала прощаться. Она вышла за дом, чтобы в последний раз окинуть взглядом открывавшуюся с обрыва картину. Лес, молчаливый и бесконечный, глядел на неё так же равнодушно, как и в детстве. И Аури, столько пережившая и так изменившаяся, прочувствовавшая вчера, как ничтожна она перед Лесом, сегодня со злостью подавила в себе трепет перед безмолвным величием.

— Ничего! — воскликнула она, гордо вскинув голову — Вы ещё узнаете обо мне! И покоритесь! Ты, Лес. И Ты, Бездна. И вы, все твари, что там обитают!

Никто ей не ответил, но Айрин и не ждала ответа. Она повернулась и зашагала к дому, готовая начать новую жизнь.

Сборы заняли всего несколько минут. Аури, сидя на лошади, в последний раз окинула взглядом двор. Она покидала это место — осознанно, и, быть может, навсегда. У неё больше ни оставалось ничего, чтобы связывало и напоминало ей о доме и о счастливом детстве. На душе стало тоскливо, и вдруг, не раздумывая, она соскочила с лошади и стремительно взбежала на каменистый холм.

Она не продумывала этого заранее. У неё и мысли не возникло обосновать или объяснить себе, что она делает. Просто, повинуясь тому же порыву, что вел её вчера, Аури аккуратно, одну за одной, забрала игрушки с могил своих братьев и осторожно сложила их за пазуху. Так было надо. Так было правильно. А почему и отчего — она не знала. Но сделав это, она весь путь до города счастливо улыбалась.

Плесиль основательно сдал. После зданий Прайбурга, со статуями, башнями, с окнами большими, чем иные дома, центр Плесиля, когда-то показавшийся Аури таким великолепным, едва тянул на окраинный квартал столицы. Толпы людей, некогда так поразившие её, на деле оказались жалкими группками. И