О Самуиле Лурье. Воспоминания и эссе - Николай Прохорович Крыщук

«…Я прочитал книгу Дружинина. И даже написал про нее – не помню, в каком номере “Звезды”. Вроде бы в майском. Посылаю Вам весь этот блок, потому что он открывается рецензией на книгу Геннадия Моисеевича, совместную с М. Харитоновым. Вдруг Вы ее не читали. А вдруг и он не читал» (29 сентября 2013 года).

Поясняю: в письме речь идет о многолетней переписке Бориса Хазанова и Марка Харитонова. Два объемных тома «…Пиши, мой друг» (первый том: 1995–2004; второй том: 2005–2011). Вот, стоят у меня на полке. Невероятно увлекательное чтение – на все времена! Получила я такой подарок от Геннадия Моисеевича.

«…Сеансы химии то и дело откладывают из-за нехватки лейкоцитов в крови. А я и рад, потому что после этих сеансов очень кружится голова и вообще страшно падает качество жизни. Пытаюсь воспользоваться очередной передышкой и написать один текстик из истории литературы, авось получится…» (24 октября 2013 года).

«Мои новости – хорошие. Меня отпускают из больницы на целых три месяца. ‹…› Вторая хорошая новость – в Москве переиздали “Литератора Писарева”, мою старую злополучную книжку. Я тоже много думаю про Геннадия Моисеевича. Недавно прочитал его блестящий – мудрый! – цикл про историю как истерию. Мне очень хотелось бы, чтобы он (и чтобы Вы) заглянул в мой текст в 1-м номере “Звезды” – еще не вышедшем. Там есть мысли, которые тревожат меня всю жизнь, – а он, наверное, давно их отбросил. Но текст большой, чуть не два листа…» (25 декабря 2013 года).

И тут же С. Л. присылает мне текст – «Ватсон» (не удержался). На следующий день я отправляюсь к Геннадию Моисеевичу со своим легким и быстрым компьютером, читаю ему «Ватсона» (у него уже тогда были проблемы со зрением). Сидим в столовой, на столе какое-то вино, обсуждаем, я слушаю, стараюсь запомнить…

«…Очень рад, что так удачно навязал Вам этот текст. Мне и в самом деле хотелось, чтобы Вы его прочитали. И чтобы Геннадий Моисеевич – который, по крайней мере, одну из тронутых там тем понимает гораздо глубже моего, – сказал: правильно ли выбран тон. И стоило ли это делать. Нужен читатель старше и умней меня. Один такой человек остался… А “Писарев” переиздан “Временем”. Наверное, красиво. Тираж – полторы тысячи. Счастливого Рождества! Счастливого Нового года! Ваш С. Л.» (26 декабря 2013 года).

Отрывок из моего письма:

«…Г. М. просил Вам передать, что это замечательно написанная историческая повесть. И что эрудиция автора не выкачана из доступных теперь источников. “Точно, – сказала я, – просто живет в голове у человека”. А про рану на ноге Надсона он заметил, что, видимо, у несчастного был еще и костный туберкулез. Но мы еще поговорим, поговорим…» (2 января 2014 года).

Ответ на мое письмо:

«Спасибо Вам. За письмо, за все. Сами знаете, как важны такие письма. Мы же все пишем практически друг для друга… У меня эра сурка: сплю 20 часов в сутки. А когда не дают (заставляют есть или ходить) – чувствую дурноту. Как и при любом физическом и мозговом усилии… Не могу писать, не могу читать – и при этом не курю. Зачем жить – совершенно непонятно. Горячий привет и огромная благодарность Геннадию Моисеевичу…» (14 января 2014 года).

Следующее письмо получаю только в марте:

«Имею сообщить, что все у меня по-прежнему, т. е. не так плохо. Ну и что несколько пришиблен полит. новостями. Как воинственны соотечественники. Как презирают цивилизацию и с каким особым иезуитским цинизмом артикулируют чушь. Ну, да ничего. С 68 года все одно и то же, я привык и не впадаю в гнев. А были и есть еще люди, привыкшие с 56 года. Геннадий Моисеевич, думаю, – один из них. Сердечный ему привет. Будьте здоровы и не забывайте писать прозу» (13 марта 2014 года).

Почти в каждом письме спрашивает, что я пишу:

«Что Ваша новая проза? Пишется? Моя – нет, – или да, но непривычно и даже неестественно медленно. Я пошел на второй тур химиотерапии. Кончится он осенью, и после этого мы с Эльвирой надеемся, если мне не сильно поплохеет, хоть ненадолго съездить в СПб…» (20 июня 2014 года).

«Самочувствие мое сравнительно неплохое, некоторые трудности с составом крови. В этом месяце начну борьбу – с медиками, с бюрократами и домашними – за хотя бы краткую поездочку в СПб. Авось удастся – скажем, в октябре. Сердечный привет дорогому Геннадию Моисеевичу и замечательной Майе Туровской. Сколько ни сужается в течение последнего года круг близких лиц, – Мюнхен остается для меня городом практически родным. Это почти странно: так немного времени провели вместе. Ну, читали друг друга с уважением и удовольствием. Думаем про политику и про литературу примерно в одном ключе. И всё! Но как же это, оказывается, много» (7 августа 2014 года).

Поздней осенью 2014-го я прилетела в родной город. Была в редакции «Звезды». Галина Кондратенко спросила, могу ли я послать Самуилу Лурье книгу Евгения Шварца «Позвонки минувших дней» из Мюнхена. Объясняет: «Там его предисловие… Ему будет приятно». И книгу мне протягивает. С радостью соглашаюсь, знаю, что из Германии книга дойдет быстро и надежно. Не более трех дней. Возвращаюсь в Мюнхен. Пишу Лурье, все объясняю, спрашиваю его почтовый адрес. Получаю такой ответ: «Что касается Шварца, мне было бы приятно, если бы Вы посчитали эту книжку моим скромным подарком».

Очень трудно открывать и перечитывать письма 2015 года:

«…Желаю Вам всего хорошего в Новом году. Каким бы он ни оказался, должно же найтись и в нем что-нибудь хорошее… Будем на что-нибудь надеяться. Или просто любить друг друга. Нас так мало, что это легко».

«Работать – нет, не работаю, а только мечтаю: как выглядел бы текст, если бы я смог его написать. Спасибо, способность читать вернулась. Но трачу ее в основном на Салтыкова-Щедрина. Не забывайте меня. И всем, кто меня помнит, передайте, пожалуйста, мой привет».

Так что – вот: привет от Самуила Лурье всем, кто его помнит, читает и перечитывает.

Андрей Арьев. Бабочка жизнь

Среди ушедших друзей есть несколько человек, память о которых с горизонта моего сознания вряд ли исчезнет. С 7 августа 2015 года один из отчетливых на нем силуэтов – Самуила Лурье, Сани, как большинство приятелей его называли. А примкнувшие к приятелям – Сашей. Как к Самуилу, насколько помню, я к нему вообще ни разу не обратился со дня знакомства – летом 1959 года, когда мы уехали на практику