Эволюционер из трущоб. Том 11 - Антон Панарин

— Юра, — голос её дрогнул. — Как Саша вообще оказался в Италии? Почему он так чисто говорит по-итальянски? Ведь он никогда не учил этот язык!

Она сжала пальцы, пытаясь успокоиться, и добавила почти отчаянно:

— Почему он не вернулся, когда наш род уничтожали? Почему сейчас, спустя столько лет? И не в России, а в Италии? — Маргарита Львовна говорила сбивчиво, так будто её мысли путались.

Юрий молча взял ноутбук и внимательно, с прищуром, начал изучать замерший кадр. Он долго всматривался в каждую деталь — лицо Александра, его позу, выражение глаз, манеру держаться. Затем запустил видео с самого начала, просмотрел его ещё раз и, глубоко вздохнув, тихо сказал:

— Это не он. То есть внешне это Александр, безусловно. Но его движения, мимика, жесты, интонации — это совсем не тот Саша, которого я знал.

Бабушка вздрогнула, будто эти слова ранили её в самое сердце. Она растерянно посмотрела на Юрия.

— Может, он изменился из-за того, что столько лет провёл в разломе? Шесть лет, Юра, это ведь огромный срок… Кто знает, какие испытания выпали на его долю?

Юрий отрицательно покачал головой, глаза его стали мрачными и задумчивыми.

— Нет, тут дело не в разломе. Я видел, как люди меняются после подобных событий, но это… здесь что-то другое. Не могу пока понять, что, но с Александром явно что-то не так. Его не было шесть лет. И что-то я сомневаюсь, что Саша ушел в разлом с итальянским словарём и сумел выучить язык за это время.

Наступила тяжёлая пауза. Этот загадочный человек на экране был слишком похож на их потерянного родственника; и вместе с тем — совершенно чужим. Смятение, страх и печаль залегли в душах Юрия и Маргариты Львовны.

* * *

В поезде мы заняли отдельное купе. Артём с интересом смотрел в окно, а я всю дорогу не мог избавиться от тревожных мыслей. Почему Император устроил бал именно сейчас? Хочет показать подданным, что всё под контролем и его совершенно не волнует война с Китаем? Или же на балу он объявит о всеобщей мобилизации и нас бросят в самое пекло?

— Миха, — вдруг произнёс Артём, который, как оказывается, думал о том же самом, — а зачем, по-твоему, Император нас вообще позвал?

— Понятия не имею, — я слегка пожал плечами. — Но стоит быть начеку.

Артём улыбнулся и лёг на полку, заложив руки за голову:

— Ну что ж, хоть развлечёмся. А то вечно то по разломам шастаем, то поселения от бандитов зачищаем. Скукотища!

Я невольно усмехнулся:

— Вот только развлечение может закончиться очередной бойней.

— В каком смысле? — насторожился Артём.

— Не обращай внимания. Мысли вслух, — отмахнулся я.

Артём улыбнулся и закрыл глаза, а я вновь погрузился в размышления. Перед моими глазами возник образ Александра, стоящего на трибуне. Я, конечно, могу представить, что потенциальный абсолют захватил власть в Италии. Но как он смог переманить на свою сторону всех жителей страны? Да не просто переманить, они смотрели на него как на святого. Это весьма странно.

Пиковая Дама на троне из остроконечных пик выглядела и вовсе как существо из другого мира, живущего совершенно по иным законам. Кто она? Какого чёрта ей нужно? С какой целью развязала масштабные войны?

— Что ж, — тихо произнёс я себе под нос, глядя на мелькающие за окном пейзажи, — похоже, бал обещает быть действительно интересным.

Спустя сутки мы остановились в крошечном городке. Была объявлена стоянка длинною в час и мы с Артёмом решили прогуляться. Конечно, жаль, что нельзя воспользоваться телепортом и в мгновение ока оказаться в Хабаровске.

Ведь столица кишит шпионами и соглядатыми, каждый из которых стремился выслужиться перед Императором. Если бы они узнали, что я внезапно возник в столице без всякого поезда, вопросов было бы не избежать. А лишние вопросы — последнее, что мне сейчас нужно.

Мы перекусили с Артёмом в придорожной забегаловке и вернулись в поезд. Колёса мерно постукивали, мы обменивались парой фраз и старались поскорее уснуть, так как это был единственный доступный способ скоротать время.

В пути невольно мысли возвращались к Малышеву. В какой-то момент я даже всерьёз задумался: может, стоило ехать через его графство? По пути свернул бы ему шею и поехал на бал. Представлялось это весьма заманчивым, но времени до бала оставалось совсем мало. Придётся отложить эту затею до лучших времён. Может, на обратном пути загляну к нему и мы «прольём кровь» — во имя дружбы, конечно же.

Спустя пару суток Артём начал хандрить. Он сидел напротив, угрюмо уставившись в окно, разглядывал мелькающие за стеклом высохшие деревья.

— Артём, — осторожно начал я, прерывая его размышления. — Всё в порядке?

Он повернулся ко мне, настороженно прищурившись:

— А что?

— Выглядишь подавленным.

Он отвернулся, вновь устремив взгляд в окно, и надолго замолчал.

— Думаю о маме.

— Я думал, ты будешь рад встретиться с ней.

— Ага. Рад, — печально усмехнулся он. Я всегда был для неё не сыном, а инструментом. Как видишь, она даже не пыталась меня искать. Укатила в столицу и радуется жизни.

Я осторожно положил руку ему на плечо:

— Люди меняются, Артём. Возможно и она изменилась. Может, стоит дать ей шанс?

Я сказал это не потому что верил в изменения, а потому что Артёму нужна заботливая мать. Он так жаждал её любви, что превратился в монстра, которого мне пришлось долгое время укрощать. А его мать жаждала величия. И вот она стоит в обнимку с Императором. Вершина достигнута. Может, сейчас эта женщина подарит Артёму хоть каплю заботы и любви, которых он заслуживает?

Артём долго молчал, пристально всматриваясь в пейзаж за окном. Наконец, тяжело вздохнув, обернулся ко мне:

— Знаешь, брат, я в смятении. С одной стороны, хочу её увидеть. Всё-таки она моя мать, и это уже что-то значит. С другой — мне страшно. Страшно увидеть в её глазах прежний холод.

Артём по-моему впервые назвал меня братом. Всё моё естество хотело улыбнуться, но момент был неподходящий. Я спокойно кивнул, понимая его чувства:

— Артём, ты можешь сам принять решение. Если захочешь, можешь остаться в отеле или попросту держишь поодаль от неё. Если же почувствуешь, что хочешь поговорить — я поддержу тебя.

Артём слабо улыбнулся, впервые за поездку его лицо прояснилось:

— Спасибо, Мишка. Я подумаю.

Он