«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

в Горький. По прибытии в Горький мы явились в штаб. В Горьком тогда формировались части, поступали люди из госпиталей, мобилизованные, и их направляли в разные части. У нашей группы был секретный документ, и нам уделили больше внимания. Нас определили в одну из частей, где занимались сортировкой военнослужащих. Мы приехали, нас там покормили, указали, где поспать, а утром мы смотрим – часть общая, не артиллерийская, а нас уже распределить пытаются. Мы ночь переночевали и решили, что из этой части надо бежать. Но как? Мы же находились за забором, с вещами нас не выпускали, нужен пропуск. И мы придумали – офицерская столовая находилась за территорией части, так что мы свои чемоданы через забор передали, а сами пошли, как будто на обед.

Снова пришли в штаб, и там нас разбили на 2 группы – одна группа поехала в Куйбышев, а нас отправили в Семенов, на высшие курсы командного состава артиллерии. По прибытии в Семенов нас сразу направили на учебу на командиров батареи. Курсы были двухмесячные, но где-то через полмесяца меня вызвали в штаб и сказали: «Москва нуждается в срочной помощи, вы катюшечник», – и меня в качестве заместителя командира батареи «катюш» по строевой части направили в город Павлово-на-Оке, туда, оказывается, был эвакуирован штаб формирования гвардейских минометных частей, как теперь стали называться РСы.

Я попал в 7-ю отдельную батарею гвардейских минометов, позже эти батареи были объединены в полки, по 3 батареи в дивизионе, а потом дивизионы были объединены в полки и бригады. Когда я прибыл в батарею, она была уже практически полностью укомплектована людьми – больше половины было из войск НКВД, кроме того, часть моряков-речников. Наша батарея насчитывала 150 человек. Формирование батареи продолжалось еще дня 4, после чего нас направили под Москву, и числа 10 ноября мы прибыли на фронт и были направлены в Химки.

«Катюши» были секретными частями, и наше использование было построено следующим образом – мы приезжали в распоряжение командующего армией, он отвечал за пребывание нашей части, принимал меры к нашей охране. В зависимости от обстановки нас направляли в корпус или в дивизию, командир батареи получал пакет от командующего артиллерией армии.

Однажды мы приехали на позиции, я сразу часовых выставил, а «катюши», когда они под чехлами, они на понтонный парк похожи. Мы расположились, у часовых приказ – ближе 100 метров никого не подпускать. К нам пехотный майор подошел, его не пускают. Ладно. А его же никто не информировал о том, что «катюши» будут. Пришло время – я дал залп. А пехотинцы где-то метрах в 200–400 от меня были, ракеты через них летят, огонь. И они, от неожиданности, просто разбежались.

После Московской битвы моя батарея вошла в состав дивизиона, и этот дивизион был направлен на Северо-Западный фронт, на реку Ловать, в «коридор смерти». Тогда немцы наступали на Бологое, стараясь перерезать железную дорогу Москва – Ленинград, и надо во что бы то ни стало не дать им это сделать. Вот на этот участок наш дивизион и попал. Там дорога на 70 километров вперед шла, а справа и слева от нас были немцы, в одном месте горлышко этого мешка всего 4 км было.

Там, кроме снарядов РС-132, которые стреляли на 8 км, мы получили еще снаряды, которые били уже на 12 км. Но они были тогда недоработанные. Помню, стреляем, а он прямо на направляющих взорвался. Кого-то из расчета ранило, установку изуродовало, в тех условиях ее ремонтировать было невозможно, и ее отправили в Москву, на ремонт.

На Северо-Западном фронте я пробыл до начала Сталинградской битвы, а потом меня отозвали в Москву. Там формировались новые части гвардейских минометов, в том числе с более мощными установками БМ-31. В дивизион БМ-31 я и попал командиром батареи. В этом дивизионе было 72 установки БМ-31. В отличие от первых установок они были не на машинах, а такими рамами, которые собирались на земле. Где-то с неделю мы пробыли в Москве, получили установки, получили снаряды, снаряд БМ-31 весил 125 кг, их загружали по 10 штук в полуторку, и отправились под Сталинград.

Сначала бои шли не в Сталинграде, а в Придонье. После выгрузки мы получили команду двигаться к хутору Вертячье. Подъезжаем к нему – а там уже немцы. Начали отступать. В день мы десяток населенных пунктов проезжали. Там же как бывало – тебе сказали сюда, приехал, а там части другой армии. Комдив едет связываться, уточнять, а нам уже горячо, нас уже немцы поджимают. Там же страшные бои шли. Я в самом пекле был. Нас там разбили, меня контузило, полбатареи немцы танками раздавили. Меня когда контузило, я видел, как танк прошел в метре или полтора от меня, а потом потерял сознание, меня фельдшер с сержантом вытащили.

В конце концов мы оказались вблизи Сталинграда. Командир дивизиона с одной батареей поехал вперед, в район поселка Рынок, а мне, поскольку я был самый обстрелянный комбат, сказал выдвигаться через 2 часа с двумя оставшимися батареями. И вот я еду, поднимаюсь на горку и слышу – мелкокалиберные пушки стреляют. А комдив мне говорил, что до немцев минимум 15 км, и я думал, что они не могли за 2 часа появиться. Я остановился, колонну оставил, а сам поехал влево, на хутор Ерзовка. Еду на автомашине, нас всего 4 человека было, все спокойно. Тут из здания правления колхоза выходит женщина, я у нее спрашиваю: «Кто стреляет?» «Да это здесь бомбят». Но я же артиллерист, я знаю, что от бомб звук другой. Ну она мне указала дорогу, дескать: «Езжай туда, там высотка будет, мельница, там и осмотришься». Я с полкилометра проехал, вижу – мельница, а около мельницы пара танков и солдаты. Мне и в голову не пришло, что это немцы, и я ехал дальше. И вдруг увидел крест на танке… Я водителю: «Немедленно поворачивай», он машину развернул, а немцы шампанское пьют, ну как же, они к Волге вышли. Увидели машину, дали несколько очередей из автомата, но не погнались.

Я вернулся, только увел колонну, как немцы стали бомбить именно тот район, где колонна до этого находилась. После этого я стал выполнять обязанности командира дивизиона, он же вперед уехал и пропал. До 31 декабря 1942 года я находился в Сталинграде, а потом меня опять вызвали в Москву. В Москве я был назначен командиром разведки вновь формирующейся бригады.

Из Москвы нашу бригаду направили на Курскую дугу. Потом мы освобождали Ельню, Смоленск, всю