Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления - Александр Герасимович Донгаров

пакта-39: «Могу сказать Вам, Дуче, что благодаря этим соглашениям гарантируется […] что уже более не существует возможности участия в подобном конфликте Румынии! […] Я повторяю еще раз, что Румыния уже не находится в положении, когда она могла бы принять участие в выступлении против Оси!» В ответном письме Гитлеру от того же дня Муссолини соглашается: «Московский договор блокирует Румынию и может изменить позицию Турции […] Новая позиция Турции разрушит все планы французов и англичан в восточном Средиземноморье» [23, док. № 35, 36].

С целью лишить Бухарест последней надежды – на союзническую помощь со стороны моря – 4 и 5 сентября 1939 г. Шуленбург по поручению Берлина обращается к Молотову с просьбой повлиять на Турцию, чтобы та закрыла Проливы для возможной переброски англо-французских войск в Румынию. «Молотов ответил, – говорилось в сообщении посла в МИД Германии, – что советское правительство имеет на Турцию большое влияние и использует его в выгодном для нас духе» [23, док.№ 40].

Пример брошенной союзниками на произвол судьбы Польши, а затем нападение СССР на Финляндию, рисовали совсем уже безрадостную картину будущего Румынии. 8 сентября она заявила о своем нейтралитете в начавшейся войне, а в конце месяца кабинет специально обсуждал вопрос о путях налаживания с СССР более тесных отношений; в Москву посылались различные сигналы дружбы [36, c. 142]. В ответ Кремль усилил «войну нервов», готовя Румынию к неприятному разговору о Бессарабии. С февраля 1938 г. оставался вакантным пост полпреда в Бухаресте.[147] Несмотря на неоднократные просьбы и обращения румынской стороны вопрос о назначении нового полпреда не решался, что было явно недобрым предзнаменованием. Советское правительство отказывалось от обмена военными атташе и уклонялось от румынских предложений по интенсификации торгового и культурного обмена между двумя странами.

Между тем, Бухаресту стала известна советско-германская договоренность по Бессарабии, и там стали рассматривать провинцию как отрезанный ломоть [36, c. 132–133]. Нападение СССР на Финляндию не оставляло Румынии уже никаких надежд. 11 декабря полпредство следующим образом суммировало настроения ее правящих кругов: «Они считают, что после Финляндии придет их черед. Они мечтают удержать лишь их прежнюю территорию» [36, с. 396]. В январе 1940 г. началась эвакуация промышленного оборудования из Бессарабии, ее не касались военные мероприятия по укреплению обороны, проводимые генштабом румынской армии [64, ф. 06, оп. 2, п. 22, д. 273, л. 3].

Речь Молотова на сессии Верховного Совета СССР 29 марта 1940 г., в которой одной из первоочередных внешнеполитических задач страны было названо решение «бессарабской проблемы», окончательно обнажила иллюзорный характер данных Румынии англо-французских гарантий безопасности, поскольку воевать за нее с Советским Союзом они, конечно, не собирались. Оставалось искать поддержки у Берлина.

Германская дипломатическая миссия в Бухаресте сразу разглядела «окно возможностей», открывавшееся перед Рейхом «благодаря» советской политике угроз. «Хотя англо – французское влияние (в Румынии. – Ред.) сильно и активно, – телеграфировала миссия в Берлин 1 апреля 1940 г., – страх перед СССР позволит Германии продвинуть свои интересы» [93, p.61]. Действительно, уже на следующий день после выступления Молотова премьер-министр Г. Татареску (другой вариант написания Тэтэреску) обратился к Германии с просьбой ускорить перевооружение румынской армии, а также повлиять на Москву с целью убедить ее отказаться от требования возвращения Бессарабии.[148] 15 апреля король Кароль II высказался за вхождение страны в германский политический блок. 28 мая 1940 г. новая внешнеполитическая ориентация Румынии была закреплена т. н. «нефтяным пактом» – торговым договором с Германией, который предусматривал значительный рост поставок нефти (на 30 процентов) в обмен на германские вооружения.

Тем временем в СССР начались приготовления к силовой акции. В апреле-мае 1940 г. приступили к скрытой концентрации войск на советско – румынской границе, а также на границе с союзной Румынии Турцией, о чем говорилось выше. 9 июня Наркомат обороны дал директиву готовить операцию по возвращению Бессарабии. К 17 июня план операции был готов и предусматривал два варианта развития событий – мирный и немирный, в зависимости от позиции Бухареста. Во втором случае имелось в виду, задействовав 460 тысяч военнослужащих, 12 тысяч орудий и минометов, 3 тысячи танков, в результате охватывающих фланговых ударов окружить группировку румынских войск в районе Бельцы – Яссы. На случай мирного решения конфликта также предусматривался ввод войск, но в меньшем количестве, с целью выдавливания румынских военных и гражданских властей с занимаемой территории, поддержания там порядка и, в конечном счете, установления новой государственной границы.

В Москве были ошеломлены картиной германского блицкрига на Западном фронте. Возникли сомнения в том, что в новых условиях Берлин останется верен взятым на себя обязательствам, тем более что теперь СССР претендовал еще и на румынскую Буковину, о которой в секретных протоколах не было речи. Эти сомнения развеяли имевшие место 23–26 июня четыре беседы Молотова с Шуленбургом. В итоге посол подтвердил, что Германия продолжает придерживаться августовской договоренности 1939 г. по Бессарабии и открыто не выступит против советской оккупации Буковины, если она ограничится северной ее частью. (Поначалу Молотов преднамеренно не сделал такого уточнения). В Москве приняли к сведению немецкие пожелания, и в последней из этой серии бесед с Шуленбургом 26 июня нарком уже определено заявил, что советские притязания «ограничиваются северной частью Буковины с городом Черновицы» [14, с. 365–366, 374–376].

Заручившись согласием Берлина, в тот же день в 22.00 Молотов вызвал румынского посланника в СССР Г. Давидеску и передал ему ноту советского правительства. В ноте излагалась его версия истории бессарабского вопроса, и содержались следующие требования: «1. Возвратить Бессарабию Советскому Союзу. 2. Передать Советскому Союзу северную часть Буковины в границах согласно приложенной карте». Одновременно Москва выразила надежду, что Румыния «примет настоящее предложение СССР и тем даст возможность мирным путем разрешить затянувшийся конфликт». Ответ румынского правительства ожидался в течение следующего дня [14, с. 385–386].

Обращения румынского правительства к правительствам Германии и Италии за защитой от СССР, разумеется, ничего не дали. «Во избежание войны между Румынией и Советским Союзом, – говорилось в инструкциях Риббентропа германскому посланнику в Бухаресте, – мы можем лишь посоветовать румынскому правительству уступить требованиям советского правительства» [23, док. № 115]. В этом же духе Бухаресту ответили Италия и страны Балканской Антанты.

27 июня за час до полуночи Давидеску вновь посетил Молотова, чтобы вручить ответ своего правительства. В этом документе, однако, нарком не нашел главного – однозначного согласия Бухареста на советские требования. Говорилось лишь о готовности обсуждать вопросы, касающиеся Бессарабии и Северной Буковины. Чтобы не сорвать переговоры и не доводить дело до войны, Молотов предложил посланнику прямо на месте подписать соглашение о занятии советскими войсками, начиная с 28 июня, определенных пунктов и территорий,