Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова

В ту ночь, когда я увидела своего отца во сне - в з часа утра 26 ноября 1994 года, с первыми разрывами снарядов мой отец схватил Коран и побежал на площадь, где шел бой. Он был верующий человек. Искренний и наивный. Наверное, он думал, что если придет с Кораном, то ему удастся остановить бой. В то утро, в шесть часов, мама вошла в комнату. Она увидела раскрытые двери в доме, распахнутые настежь ворота и подумала, что отец с утра пошел проведать русских соседей. У него была такая многолетняя привычка. Он должен был знать, как живут соседи: вдруг нужно помочь им добрым словом или делом. Вот и теперь мама решила, что отец скоро вернется. Но прошел час, другой. На душе у нее становилось все тревожнее. Пришли соседи с сообщением о том, что на городской площади ночью была бойня и там сейчас много убитых. Мой брат Надир посмотрел на маму и сказал: «Надо ехать туда, отец точно там. Он просто не мог быть в стороне от такого события».

Брат с соседями поехали на площадь. Искали среди трупов долго. Не находили. Вдруг Надир увидел знакомые полусапожки. От отца остались одни ноги. Рядом лежал Коран, чуть задетый огнем.

Останки собрали в одеяло. Надир принес его во двор и протянул завернутое одеяло.

- Смотри, мама. Это - наш отец... - хрипло проговорил он.

Когда мы подъехали к отчему дому, огромные его ворота были раскрыты настежь. Таков обычай - и в радости, и в горе ворота раскрываются. И народ шел со всех сторон. Увидев открытые ворота, я все поняла. Я боялась, что отца уже похоронили и больше никогда мне не суждено его увидеть. Ведь уже прошли сутки с момента гибели. А по мусульманскому обычаю умершего надо похоронить до захода солнца того же дня. Оказывается, его не хоронили: ждали меня.

В доме я застала маму, постаревшую до неузнаваемости. Мне даже показалось, что она стала меньше ростом. Не все дают волю своим эмоциям и выплескивают боль в присутствии посторонних. И мама держалась. Но когда увидела меня, не выдержала. Разрыдалась. Она уже не замечала присутствующих, а видела только меня.

- Как же сильно он тебя ждал! - слова мамы разрывали мне сердце. - Отец словно знал, что больше никогда тебя не увидит. И не дождался.

Два раза в жизни я слышала такой плач своей мамы - плач из глубины страдающей души. Первый раз в 1981 году, когда погиб мой брат в армии, спасая людей. И тогда, 27 ноября 1994 года.

- Где отец? - спросила я, надеясь хотя бы увидеть тело, пусть и бездыханное.

- Зачем, Сажи?! Смотреть не на что, - ответила мама.

Я двинулась в комнату, где находились останки родного человека, но путь мне преградил близкий друг отца Вахит:

- Не надо, Сажи! Пусть он останется в твоей памяти таким, каким был. Красивый, улыбающийся, добрый.

Увидев мое непоколебимое желание войти в комнату, снова повторил:

- Ты хочешь смотреть на то, чего нет?

Вот так ушел из жизни мой отец. Мне всегда казалось, что он торопится жить. Видимо, он чувствовал, что ему очень мало отпущено времени на земле. А было ему всего 63 года.

На похоронах было много людей, особенно молодежи. И каждый из них пытался рассказать историю, связанную с моим отцом. Говорили со слезами на глазах, вспоминали, как он вникал в жизненные проблемы совсем чужих людей и даже, бывало, оказывал материальную помощь. Я даже представить не могла, что у моего отца столько молодых друзей. Особенно мне запомнились две молодые женщины -наши соседки Светлана и Земфира. Мы все росли на одной улице. Они плакали и говорили: «Не только ты, Сажи, лишились отца, но и мы. Он окружал нас настоящей отцовской заботой и вниманием. Мы осиротели».

- Мама! Оказывается, мы не так хорошо знали своего отца! - сказала я.

- Он любил людей и умел дружить, - с болью ответила мама.

Похоронили отца. Он верил в загробную жизнь. Единственное утешение во всей этой трагедии - то, что мой отец и мой брат встретились на небесах.

Я думала, что тот бой в Грозном был первым и последним, что это безумие больше никто и никогда не повторит. Потому что иначе это уже - настоящая война. Война со своим народом.

Какой я была наивной! Какими мы все были наивными!

Через пару дней мне позвонила дочь:

-Ты знаешь, показали по телевизору, что Хасбулатов прилетел в Москву и встретился с главой администрации президента Филатовым, он просил бомбить Грозный.

Страшная беда была в том, что все эти люди не были государственниками, у них не было государственного мышления, они были абсолютно равнодушны к интересам народа, всей страны, их цель была -получить власть любой ценой. Даже ценой человеческой крови.

Просьбу Хасбулатова удовлетворили. 11 декабря 1994 года войска снова вошли в Грозный и снова стали бомбить. Министр обороны Грачев «победоносно» заявил, что он за два часа одним полком возьмет Грозный (это мирный-то город!). Заметьте, не Дудаева «возьмет», не Хаттаба, Басаева, Радуева, Удугова, не тех бандитов, которых государственные органы выпустили из тюрем и сами же их вооружили, создавая им все условия для террора в республике, - не их «возьмет!», а именно Г розный! То есть мирных, ни в чем не повинных жителей. Какой смелый вояка!

Позже всем россиянам стало известно, зачем была нужна та война. По телевидению был показан фильм о том, как Грачев регулярно летал в Г розный, встречался в аэропорту с Дудаевым, проделывал какие-то закулисные дела, и, как правило, это происходило под покровом ночи - в три-четыре часа. При этом проводилась переправка тяжеловесных грузов, которые из самолетов перегружали на КамАЗы и увозили в горы. Что в них было? Наверное, не гуманитарная помощь, а, скорее, оружие для тех же бандитов. А может, и для перевозки дальше, на продажу. Вот, вероятно, для чего необходимо было разгромить республику, держать Дудаева: чтобы бесконтрольно переправлять нужные грузы через этот регион.

В связи с этим хочу рассказать о моей встрече с небезызвестным генералом Лебедем. По приглашению президента Приднестровья Смирнова Игоря Николаевича мы с депутатами РСФСР прибыли в Тирасполь. Во время встречи с президентом Смирновым мы узнали, какую подрывную работу по дискредитации Смирнова и руководства республики ведет недавно назначенный командарм 14-й армии генерал-лейтенант Лебедь с комендантом Тирасполя полковником Михаилом Бергманом. Командующий