Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова

создал собственный канал телевидения и ежедневно своими выступлениями расшатывал обстановку, подрывая авторитет руководства Приднестровья ложными наветами. Дошел до того, что выдал офицеров силовых структур ПМР иностранным разведкам. По всей республике, в Молдове и Румынии вывесил плакаты с их подлинными фамилиями и должностями. А эти люди честно выполняли свой долг и служили в рижском ОМОНе. Так хрупкий мир, который был завоеван большим кровопролитием и человеческими жертвами, Лебедь поставил на грань уничтожения. Обстановка была критическая. Смирнов также поведал нам, что из складов 14-ой армии вывозится обмундирование и вооружение. Если не будет здесь 14-ой армии, то Молдавия нас потащит в Румынию. Именно благодаря президенту Смирнову Игорю Николаевичу Молдавия не вошла в Румынию до сих пор, потому что он отделил Приднестровье от Молдавии.

Мы решили встретиться с генералом Лебедем. Встречу он назначил на вечер. Генерал не стал скрывать свое недовольство, что мы первыми встретились с президентом Смирновым:

- Вы приехали из России и сразу должны были прийти ко мне. Здесь я Россия.

Встретил нас, как ему казалось, по-царски. Посреди кабинета поставил ящик шампанского. Он сразу начал поливать грязью и обвинять во всех смертных грехах руководство Приднестровья во главе со Смирновым. Ничего отвратительнее в своей жизни я не слышала. Что он говорил и как он говорил, мы слушали молча. Обсуждать что-либо с этим человеком было абсолютно бессмысленно. Он производил впечатление предводителя уличных босяков. Вел себя надменно и менторским тоном раз за разом повторял:

- Не царское это дело!

Мнил себя царем. С нескрываемым удовольствием подчеркивал, что он не бедный человек. Один-единственный вопрос я задала ему:

- Александр Иванович! Сегодня, при встрече с народом, мне задали вопрос: как я отношусь к тому, что генерал Лебедь сдал всех ребят, которые служили в рижском ОМОНе. Я им сказала, что не могу ответить на этот вопрос, пока не встречусь с вами. Ответьте мне, это правда, что вы рассекретили русских офицеров из рижского ОМОНа?

Лебедь перешел на крик:

- Они не офицеры! Они - подонки и преступники! Я их всех расстреляю!

Дальше говорить не было смысла. Уже не было сомнения: перед нами сидит предатель.

Мы засобирались уходить. И тут он начал нас запугивать.

- Приезжали сюда депутаты качать права. Мы их подержали за ноги на мосту над Днестром, они сразу стали шелковыми!

Вдруг начал кричать:

- Вы мне не припишете афганскую вертикаль!

Перед нами стоял не командующий 14-й российской армией, а отвязный бандит. Мы направились к выходу. Лебедь пытался сгладить ситуацию, предлагая угощение. В какой-то растерянности бормотал, что он советский человек и останется таковым. Как это было отвратительно! Было видно, что за ним стояли большие люди и большие интересы. Военный аэропорт Тирасполя использовался ими для вывоза оружия и обмундирования. Вся вражда Лебедя и Смирнова разгорелась после того, как Смирнов испортил взлетную полосу и положил конец разбазариванию 14-й российской армии в Тирасполе.

Следующий штурм Грозного был проведен под новогодний праздник 31 декабря 1994 года. Ничего не подозревавшие люди приготовились встречать Новый год, и тут полетели бомбы, ракеты. А в это время безумный Грачев лежал пьяным на столе в штабе в Ханкале и требовал: «Вы способны своему министру сделать подарок на день рождения?..» Об этом с нескрываемым омерзением рассказали мне находившиеся там офицеры из его окружения.

С кем воевали регулярные войска? За что погибали солдаты и мирные жители и кто был их врагом? Откуда взялись эти враги?

Я до сих пор не нашла ответа на эти вопросы, как и на многие другие. И в связи с этим вспоминаю случай, участницей которого я была. Это было летом 1991 года, в пору Советского Союза, и в Грозном меня пригласили на телевидение как народного депутата СССР. Это были времена полной анархии, разгула сепаратизма, вседозволенности, паралича официальных горбачевских властей. В студию телевидения кроме меня был приглашен небезызвестный Яндарбиев и с ним какой-то очень неприятный бородатый тип. Он плохо говорил по-русски, что не характерно для чеченцев, скверно шутил. И вдруг в процессе беседы Яндарбиев с ехидной улыбочкой заявил: «Вот видишь, Сажи, этот человек пришел к нам в студию из аэропорта, только что он хотел угнать самолет в Минеральных Водах. Вот с кого надо брать пример! Это его протест против того, что Чечне не дают независимость!»

Сначала я восприняла его слова как шутку - как может быть такое, что террорист, попытавшийся угнать самолет, сидит в студии, нагло ухмыляется и развязно шутит! Но когда Яндарбиев подтвердил, что это Шамиль Басаев, «наш герой, который борется за независимость», я возмутилась:

- А как он здесь оказался? Это же террорист! Он должен сидеть в тюрьме! Что это значит - угнал самолет?!

Тогда сам Басаев дал волю своим эмоциям и показал на меня:

- Вот, смотрите, я же вам говорил, что она русская шпионка! Теперь вы убедились?

Шел прямой эфир, он говорил в камеру. Мне ничего не оставалось, как только встать и уйти из студии.

Вот так готовили басаевых, хаттабов, радуевых, удуговых и заявляли, что их невозможно поймать. Преступник спокойно добрался до Грозного, проехал почти триста километров от Минвод. Для того чтобы вводить людей в заблуждение, манипулировать общественным мнением, из бандитов создавали мнимых героев, имитировали «подвиги», создавали им ореол борцов за народное счастье, доходили до того, что даже угон самолета представляли как рядовой случай. Все это тиражировалось федеральными каналами круглые сутки. Это было позором для страны и примером того, как можно безнаказанно совершать жесточайшие преступления. Так Горбачев и его окружение готовили террористов, сначала возвеличивая их, а потом объявляя бандитами.

«ГОСПОДА» ОФИЦЕРЫ

Честь утратить - для меня равно утрате жизни.

У. Шекспир

Я не хочу подробно описывать преступную войну в Чечне и давать ей оценку. Позволю лишь заметить, что так называемое восстановление конституционного порядка сильно подкосило генофонд России. Были убиты десятки тысяч мирных жителей, в том числе детей, женщин, стариков. У меня погибли десятки близких и дальних родственников, в том числе и мой отец. Ему было 63 года. И я не одна такая. Боль живет во мне, как и в каждом здравомыслящем, нормальном человеке, который любит свою страну и народ. Не могу забыть женщину-мать, державшую в левой руке простреленную окровавленную голову сына-подростка, а правой рукой взывала нечеловеческим криком о помощи. Этот эпизод из Грозного облетел весь мир. Плач моей мамы и крик этой женщины эхом отзываются до сих пор во мне.

Любая война -