Ганнибал: борьба за власть в Средиземноморье - Гейвин Бир

ничего замечательного; наконец пришли к острову, именуемому Менингом, и по незнанию попали там на мелкое место, а когда с наступлением отлива корабли сели на мель, положение их стало весьма затруднительно. Впрочем, по прошествии некоторого времени неожиданно наступил прилив, и только выбросив весь груз, римляне едва облегчили свои корабли настолько, чтобы сдвинуть их с мели. После этого они пошли назад, что походило на бегство. Подойдя к Сицилии, римляне обогнули Лилибей и стали на якоре у Па-норма. Отсюда они неосторожно пустились в Рим через открытое море и снова застигнуты были бурей, так что потеряли больше ста пятидесяти судов.

После этого испытания римляне, как ни велико было честолюбие их, вынуждены были самою громадностью понесенных потерь отказаться от мысли снаряжать новый флот и, возлагая последние надежды на сухопутные силы, отрядили в Сицилию легионы с консулами Луцием Цецидием и Гаем Фурием и вооружили шестьдесят кораблей только для доставки войску продовольствия.

Упомянутые неудачи римлян снова поправили положение карфагенян, ибо с удалением врага они беспрепятственно распоряжались на море, а на сухопутные войска возлагали большие надежды, не без основания. Когда среди римлян распространилась молва о том, как слоны в ливийской битве разорвали боевую линию и растоптали множество воинов, они были так напуганы, что в продолжение двух лет, следовавших за этими событиями, строились в боевой порядок на расстоянии пяти-шести стадий от неприятеля и в страхе перед нападением слонов ни разу не отважились ни начать битву, ни спуститься в равнину. За это время они взяли с помощью осады только Фермы и Липары, держась всегда местностей гористых и трудно проходимых. Поэтому римляне, замечая упадок духа и уныние в сухопутных войсках, переменили решение и отважились снова выйти в море. Затем они выбрали консулов Гая Аттилия и Луция Манлия, соорудили пятьдесят судов и усердно занялись набором солдат.

Главнокомандующий карфагенян Гасдрубал видел, что до сих пор римляне робели в боевых схватках; потом он знал, что один из консулов с половиною войска возвратился в Италию, а другой, Цецилий, с остальным войском находится в Панорме для охраны созревшей жатвы. у союзников. По этим причинам он быстро выступил со всем войском из Лилибея и разбил лагерь на границах панормской области. Цецилий замечал самоуверенность Гасдрубала и с целью вызвать его на решительные действия не выводил своего войска из города. Воображая, что Цецилий не отваживается выйти против него, Гасдрубал становился все смелее и со всем войском стремительно двинулся в панормскую область. Хотя он истреблял жатву до самого города, но Цецилий оставался верен принятому раз решению, и наконец довел Гасдрубала до того, что тот переправился через реку, протекающую перед городом. Когда карфагеняне перевели слонов и войско, Цецилий отрядил легковооруженных воинов и тревожил неприятеля до тех пор, пока Гасдрубал не вынужден был выстроить в боевом порядке все свое войско. Таким образом план Цецилия удался. Тогда он поставил часть легковооруженных перед стеною и рвом и отдал приказание нещадно пускать стрелы в слонов. Он велел сносить метательное оружие и класть его снаружи стены у основания. Сам Цецилий с солдатами стоял у ворот против левого неприятельского крыла, посылая легковооруженным все новые и новые подкрепления. Когда битва разгорелась, вожатые слонов, желая стяжать себе честь победы, устремились все на передовой отряд, легко обратили его в бегство и преследовали до рва. Нападающие слоны получали раны от стрелков, поставленных на стене; вместе с тем в них метали с ожесточением и в массе дротики и копья те свежие еще воины, которые в боевом порядке стояли впереди рва. Тогда поражаемые со всех сторон дротиками раненые звери вскоре пришли в исступление и, повернув назад, кинулись на своих, причем отдельных воинов топтали и давили, а ряды их приводили в беспорядок. При виде этого Цецилий выступил поспешно с своим войском, не тронутым еще и стройным, ударил с фланга на расстроенные ряды неприятелей и вынудил их к поспешному отступлению, при этом многих карфагенян перебил, остальных обратил в стремительное бегство. Десять слонов вместе с индийцами были взяты в плен; остальные скинули с себя индийцев и, окруженные конницею, были все захвачены после сражения. Этой удачей Цецилий, по общему мнению, восстановил бодрость духа в сухопутных войсках римлян, которые теперь снова отваживались овладеть полем сражения.

Когда в Рим прибыла весть об этой победе, римляне ликовали не столько потому, что с потерею слонов силы неприятеля были ослаблены, сколько потому, что победа над слонами ободрила собственных их граждан. Поэтому они снова смело обратились к первоначальному своему плану — отправить на войну консулов с флотом и войском и напрячь все силы для того, чтобы положить конец войне во что бы то ни стало. Заготовив все нужное к походу, консулы вышли по направлению к Сицилии с двумястами кораблей. Это был четырнадцатый год войны. Консулы пристали к Лилибею и, лишь только соединились с находившимися на Сицилии легионами, приступили к осаде города, ибо, имея Лилибей в своей власти, они легко могли перенести войну в Ливию. Почти так же, как римляне, думали об этом и начальники карфагенян; почти так же и они представляли себе ход дел. Поэтому, отложив все прочее в сторону, карфагеняне заняты были только тем, чтобы оказать этому городу помощь, иначе у них не оставалось никакой опоры в военных действиях, и вся Сицилия, за исключением Дрепан, попадала в руки римлян.

Город был укреплен сильными стенами, окружен глубоким рвом и лагунами. У этого города с обеих сторон его римляне расположились лагерем, а в промежутке между двумя стоянками провели ров с валом и стеною; затем начали придвигать осадные сооружения к башне, которая находится у самого моря. К прежним сооружениям они присоединяли постоянно новые, подвигаясь все дальше, пока не разрушили шесть башен с помощью тарана. Так как осаждающие действовали настойчиво и беспощадно, и каждый день башни или грозили падением, или падали, а сооружения все дальше и дальше подвигались внутрь города, то среди осажденных распространилась сильная тревога и уныние, хотя в городе было, помимо массы граждан, около десяти тысяч наемников. Мало того: военачальник их Имилькон делал все, что было в его власти, он причинял врагу немало затруднений тем, что сооружал новые стены изнутри города или делал подкопы под сооружения неприятелей; в вылазках и стычках с неприятелем иной раз бывало убитых больше, нежели обыкновенно бывает их в правильных сражениях.

Тем