Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер

Мне же было необходимо поработать с Морейрой, находившемся в полном раскаянии. Друг двигался по направлению к группе, которая стесняла его, и он думал оказать ей услугу, колеблясь между возмущением и терпением.

Я вмешался, попросив его успокоиться. Мы уважаем Немезио и его спутницу и не имеем никакого права высмеивать их или читать им нотации.

Группа удалилась, и Морейра перенёс своё внимание на «донну» Марсию, которая, будучи достаточно хитрой, чтобы не создавать проблем, не потеряла сознание, как раньше её дочь. Хладнокровно рассудив, она без лишних движений отделилась от Торреса-отца и провела рукой по его волосам, утверждая. Что приехала из Лапы с одной целью повидать его, поскольку беспокоилась, что накануне он выглядел слегка нездоровым. Она не посягает на его здоровье. Она помогла ему лечь в постель, откуда её друг, конечно же, встал, чтобы принять её, и дав ему несколько полезных советов, она удалилась, сославшись на то, что ей надо переговорить со слугами дома.

И только один раз в коридоре она спросила себя, как обойти это препятствие. Невозмутимая, когда разговор идёт о сохранении своих интересов, она ещё была матерью и думала о своей дочери. Будет ли справедливо принести ей несчастье, отравив разум Жильберто? Можно ли что-то сделать, чтобы приблизить их друг к другу? Не будет ли это потерей всякой нравственности — дать молодому человеку поверить, что она неразборчивая женщина, особенно если в один прекрасный день они могут стать свекровью и зятем?

Морейра воспользовался несколькими минутами размышлений и почтительно окутал её, прося сжалиться. Пусть она поможет Марине, поддержав Жильберто. Пусть встретится с парнем, пока у него есть шанс, поговорит с ним, восстановит мир между молодыми людьми…

Растроганный, я тоже подошёл к ней и умолял вмешаться. Она может помочь. Она не хочет мириться с Клаудио, она действительно желает развода. Почему бы не привести в действие акт справедливости и милосердия к больной дочери, приведя этого парня в нравственном упадке к достойному браку? Она получила Марину в свои материнские руки, она пела ей колыбельные песни, она направляла её в детстве, она готовила её чувства к радости… Как же оставить её в момент, когда судьба предоставляет все средства протянуть ей руку? Под давлением аргументов, которые она впитывала в форме размышлений, супруга Клаудио вспомнила прошлое и заплакала. В этот миг её чувства пульсировали в ней так чисто, как в ту ночь, когда мы застали её охваченной возмущением и болью, когда она защищала Мариту у Крешины. Между сознанием и сердцем больше не было места лукавому расчёту. Она более не колебалась и пошла в комнату Жильберто, вошла с бесцеремонностью матери, помогающей своему сыну, села на край кровати, на которую бросился рассерженный молодой человек, и заговорила с ним слезливым тоном. Она начала с того, что принесла свои извинения. Затем попросила разрешения открыть ему, что они с Немезио давно любят друг друга. И в благородном акте великодушия, который возвысил её, она солгала во имя счастья дочери… Она сказала ему, что с Клаудио она уже много месяцев не живёт, к несчастью, она больше не может выносить его присутствия, и заявила, что после кончины «донны» Беатрисы она стала ближе к Немезио, с которым они стали часто встречаться тайком. Чтобы впечатлить собеседника, она настояла, взяв выработанный тон, что она совершила большую ошибку, согласившись на то, что её дочь станет медсестрой у госпожи Торрес, поскольку с тех пор у неё были причины считать, что Немезио имеет на неё свои виды. Видя его заинтересованным своей дочерью, она почувствовала ревность… Но она уважала духовное величие «донны» Беатрисы, была почтительна к ней. У неё хватило сил дождаться, когда та умрёт, перед тем, как принять какое-либо решение. И поскольку больше ничего не сдерживало её, она решила, в конце концов, покинуть свой дом, чтобы больше не ссориться с больной малышкой, и составить компанию Немезио в Петрополис, где они оставались вместе в одном преступном прибежище. И она продолжала оправдываться… Теперь, когда он застал её в объятиях своего отца, пусть он простит её как сын, уважение к которому она хотела бы сохранить. Она не вернётся больше во Фламенго. Она будет разводиться с Клаудио; во всяком случае, она разделит судьбу с Немезио, насколько он позволит ей это… Но она остаётся быть матерью и хочет поговорить о Марине. Если он любит её, пусть не выказывает к ней своего равнодушия или презрения в такой момент, как этот, когда она выздоравливает от тяжёлого расстройства. Пусть он защищает её, делая для малышки то, чего она, Марсия, не сможет больше сделать…

Госпожа Ногейра закончила, искренне взволнованная, и мы, растроганные, увидели чудеса понимания и доброты в молодом сердце. С блестящими от восторга глазами молодой человек поднялся и стал на колени перед этой женщиной, успокоившей его разум милосердными словами, в которых он так нуждался, чтобы восстановить свой путь.

В слезах радости, он поцеловал её руки и поблагодарил пылкими словами, сказанными с сыновней нежностью. Да, он понимает, сказал он, что его отец, несмотря на свою благожелательность, мог бы подчиниться чувству досады, чтобы разлучить его с избранницей. Он пойдёт к Марине, он пообещает забыть прошлое, чтобы не ранить материнское достоинство, с которым она, «донна» Марсия, показала ему благородство чувств, раздираемая страстью спутницы и преданностью матери. Он рассказал ей, что сегодня днём он встречался с Мариной. Он заметил её искренность и грусть. Он проявил свою жёсткость к ней, он растоптал её сердце, но сейчас же вернётся во Фламенго, чтобы установить мир. Что касается будущего, у него нет причин не соглашаться с Клаудио. Но поскольку развод неминуем, он приложит все свои силы, чтобы его отец и «донна» Марсия могли пожениться в какой-либо стране, где развод узаконен.

Жильберто понадобилось лишь несколько минут, чтобы перейти от разговора к телефону и от телефона к новой встрече с Мариной.

Видя, что молодые люди вместе, Ногейра испытал чувство энтузиазма, выражая свою радость в молитвах признательности.

Мы с Морейрой послали информацию нашему брату Феликсу, который на следующую ночь пришёл разделить с нами молитвы радости.

После того, как он сжал в своих объятиях Клаудио и обоих люблённых, направлявшихся в Копакабану к Саломону, благодетель вместе с нами отправился в Лапу.

Марсия сидела на диване, курила и мечтала, в ожидании возвращения Немезио, чтобы пойти с ним пообедать в Синеландии перед началом фильма. Как всегда великодушный, Феликс