ЗНАК ВОПРОСА 2002 № 04 - Александр Сергеевич Алексеев

парижской моде, любил вкусно поесть и приволокнуться за женщинами. А еще он писал стихи — все больше легкие, юмористические, как раз подходящие для дамских альбомов. Вершиной же творчества и сам Василий Львович, и его друзья почитали поэму «Опасный сосед», в которой рассказана пикантная история господина Буянова, отправившегося к дамам легкого поведения.

Изредка Василий Львович наведывался в Петербург, где его с распростертыми объятиями встречали собратья по литературному обществу «Арзамас» — тоже весельчаки, гурманы и стихотворцы. В арзамасский ритуал входили съедение за обедом непременного гуся, произнесение застольных тостов, а также бесконечное чтение од и эпиграмм, сочиненных специально для такого случая.

И вот в один из очередных визитов Василий Львович, будучи в совершенно игривом настроении, объявил, что его племянник Александр — учащийся в Лицее, куда он его и пристроил, — пишет замечательные стихи. В доказательство он тут же прочел эротическое послание «К Наталье»: «Так и мне узнать случилось, что за птица Купидон»…

Братья-арзамасцы, не вдаваясь особо, действительно ли существует племянник на самом деле, тут же стали придумывать пикантные подробности приключений сего талантливого юноши. Так, Василий Андреевич Жуковский тут же рассказал историю о том, как юный Александр в темноте дворцовых переходов спутал молоденькую горничную Наталью с ее хозяйкой, важной придворной дамой, и поцеловал старуху. Князь Петр Вяземский обещал к следующему заседанию совместно с Пушкиным-племянником написать поэму «Монах». Да бросил ее на половине и уехал в Варшаву. Так что «Руслана и Людмилу» арзамасцы писали уже все вместе и еле-еле сладили с поэмой где-то к пятнадцатому заседанию.

На том бы, может, все и кончилось, тем более, что век самого «Арзамаса», как известно, был недолог. Однако по рукам уж пошла гулять ода «Вольность», и петербургский губернатор граф Милорадович по поручению государя стал дознаваться: кто же ее автор? «Ах, Пушкин!.. Подать его сюда…» Тут придворный историограф Н. М. Карамзин и открыл Милорадовичу арзамасскую тайну. Вельможи условились ее хранить, а по петербургским салонам пустили слух, будто буйного поэта сослали не то на Кавказ, не то в Кишинев. А может быть, и в Одессу.

Игра несколько утихла. На том, возможно, все и кончилось бы, да кому-то из арзамасцев пришла в голову мысль написать ироническую оду на самого Василия Львовича. Начиналась она словами «Мой дядя самых честных правил» и писалась вроде как от лица того самого племянника. Идею подхватили другие участники «Арзамаса», и вскоре произведение, писавшееся по принципу буриме — каждый из участников игры продолжал повествование предшественников, — разрослось до размеров романа.

Причем иронические намеки на Василия Львовича, понятные посвященным, встречаются и по всему тексту «Евгения Онегина». Например, в описании бала у Лариных по случаю именин Татьяны назван «Буянов — братец мой двоюродный». Отсюда следовало, что автор стихотворного романа такой же условный персонаж, как и герой «Опасного соседа», — оба родились в игривом воображении московского дядюшки.

«Вообще говоря, многолетняя игра арзамасцев для пушкинистов-профессионалов никакой не секрет, — продолжает Руденский. — В своем-то кругу они это обсуждают спокойно. Например, они знают, что почерк черновиков поэта как бы расслаивается. Если положить рядом автографы поэмы «Полтава» и повести «Капитанская дочка», то даже у неспециалиста не останется сомнений: писали разные люди. Да и без обращения к рукописям понятно, что «Гаври-лиада» и «Я памятник себе воздвиг…» не могут принадлежать одному автору»…

Далее он сообщает, что известная московская красавица Наталья Николаевна Гончарова была замужем за командиром конногвардейцев Ланским и очень рассердилась, когда узнала, будто светские повесы марают ее имя какой-то глупой и запутанной любовной историей. АЛанской даже хотел вызвать Жуковского на дуэль.

Да тут еще всей этой историей заинтересовался сам государь-император и даже пожаловал А. С. Пушкину звание камер-юнкера, дабы иметь возможность повидать его при дворе. Обеспокоенный Жуковский пишет по-французски коротенькое письмо П. А. Вяземскому, в котором есть такие строки:

«Любезный князь, не думаете ли Вы, что игра наша зашла слишком далеко? После «Капитанской дочки» я чувствую усталость и опустошение. Я полагаю, что лучшим завершением жизненного пути племянника будет дуэль. Денис со мной согласен, только просит, чтоб убил иностранец, француз. Что Вы на это скажете, милый князь?»

Письмо датировано октябрем 1836 года и лежит, дескать, в отделе рукописей Пушкинского дома в Петербурге. Документ не выдают ни исследователям, ни даже сотрудникам, хотя многие знают, что обнаружено оно было еще в начале XX века известным исследователем «Онегина» М. О. Морозовым.

И дело, как вы знаете, было поспешно завершено. На роль дуэлянта был срочно подобран приемный сын голландского поданного. Дуэль на Черной речке завершилась роковым выстрелом, и А. С. Пушкин скончался на руках того же Жуковского. О чем и было доложено государю, пожелавшему принять участие в устройстве судьбы детей павшего литератора и оплатившему все его долги.

…Вам вся эта история ничего не напоминает? Правильно, приглядевшись, нетрудно заметить, что она представляет собой несколько искривленное отражение, или, если хотите, изложение судьбы того же поручика Киже. И единственным ей оправданием может послужить лишь то, что опубликована она была в апреле — месяце, знаменитом своим Днем дураков, когда позволительны всякого рода розыгрыши. Но и то, наверное, надо иметь чувство меры. А то ведь многочисленные потомки Пушкина могут обидеться не на шутку. И чего доброго, поймают и побьют автора этой побасенки. Как-никак народ они горячий, с примесью африканской крови…

ЖЕЛЕЗНОЕ… СОЛНЦЕ?!

За долгую историю цивилизации солнце считали костром, разведенным на небесах богами. Затем золотой колесницей, на которой разъезжал Зевс. Сравнительно недавно наше светило стали считать природным термоядерным реактором, в недрах которого водород превращается в гелий, выделяя огромное количество тепла и света. Но вот, похоже, и этой теории приходит конец. В начале XXI столетия американский профессор Оливер Мануэль предлагает вернуться к истокам. Согласно его версии, солнце впору считать куском раскаленного железа в печи легендарного Гефеста.

* * *

«Но это уж, пожалуй, чересчур, — не согласен с такой трактовкой ученый. — Не надо воспринимать все так примитивно»… И рассказывает такую историю.

Традиционно считается, что наше светило возникло около 4,6 млрд, лет назад из звездной пыли под воздействием силы. И ныне эта звезда типа «желтый карлик» ничем не примечательна, кроме одного — находясь так близко от Земли, она дает возможность существования жизни на нашей планете. Именно поэтому мы и интересуемся его строением, судьбой и т. д. куда больше, чем всеми остальными звездами, вместе взятыми.

Тем не менее, еще в XIX веке ученые считали, что мы никогда не узнаем, из чего состоит Солнце. Однако прошло не так уж много времени, и,