Космос. Иллюстрированная история астрономии и космологии - Джон Норт

такой уж сложной задачи.) Почти всегда прилагались координаты звезд. В простейших случаях они могли служить вспомогательным средством при создании приспособлений для измерения времени, таких как квадрант или астролябия. Для этих целей использовался короткий список, но часто попадались и переработанные варианты каталогов из 1022 звезд, взятых из «Альмагеста» Птолемея. Арабские названия звезд, упоминаемые в этих списках, оказали решающее влияние на европейскую номенклатуру, и многие из них продолжают употребляться по сей день, несмотря на их причудливое произношение. Таблицы обычно включали информацию, позволявшую внести прецессионную поправку в положения звезд. Она могла соответствовать упрощенной теории прецессии Гиппарха и Птолемея (когда добавлялся один градус долготы за столетие) или использовать параметр, уточненный в рамках той же упрощенной модели. Скорость прецессии считалась постоянной, и часто приводилось ее значение, соответствующее увеличению долготы на 1° за 66⅔ года, хотя некоторые астрономы давали и более точное значение. (В IX в. ее реальная скорость составляла примерно 1° за 71,9 года.) В некоторых зиджах использовалась более сложная теория, называемая теорией «восхождения и нисхождения». Позже она стала известна под именем теории «трепидации», где учитывалась неравномерность роста эклиптической долготы звезд.

Зиджи часто включали сборники таблиц для составления гороскопов; это таблицы совсем другого рода, облегчавшие применение таких концепций эзотерической астрологии, как «разложение лучей», «аспекты» и «обращение года». Существовали и другие таблицы, предназначенные для определения с помощью астрологических начал продолжительности и благополучия человеческой жизни. Многие таблицы годились для применения только на определенной географической широте и долготе. Поэтому, наряду со всем перечисленным, в зиджах часто обнаруживаются географические таблицы с перечислением географических координат крупных городов. К ним часто обращались в случаях, когда требовалось произвести расчет (астрологический или астрономический – неважно) для места, не совпадающего с тем, для которого изначально писались основные таблицы.

При первичном составлении таблиц к ним почти всегда прилагались каноны – руководства по использованию зиджей, хотя по истечении нескольких столетий они, как правило, утрачивались. Они редко содержали обстоятельные объяснения, но обладали определенной ценностью: зиджи давали пользователям общее представление о базовых астрономических принципах – о том, что не всегда можно было легко получить в другом месте. Поэтому зиджи часто отделялись от таблиц и циркулировали на правах самостоятельных текстов.

Начиная с середины VIII в. и до конца XV в. было составлено порядка двухсот незаимствованных зиджей и по меньшей мере двадцать из них включали в себя новые параметры, пересчитанные по результатам оригинальных наблюдений. Помимо прочего, это число дает наглядное представление о том, насколько высоко ценилась астрономия в странах исламского мира. В большинстве случаев в качестве базовой теории использовался «Альмагест» Птолемея, хотя есть примеры, когда за основу брались индийские и иранские теории (мы уже отмечали это ранее). Наиболее ярким сохранившимся свидетельством подобного восточного влияния являлся «Зидж ал-Хорезми» (ок. 840), о котором мы подробнее поговорим чуть позже. В течение долгого времени главным центром этой новой деятельности являлся Багдад – первый достойный преемник Александрии в вопросах поддержки науки. Начиная с середины IX в. Иран взял первенство в составлении зиджей на Востоке. Позже немаловажную роль в этом процессе сыграли иудеи, особенно в мусульманской Испании. Но где бы ни занимались практической астрономией, зиджи всегда являлись составной частью ее рабочего инструментария и, вне всякого сомнения, ценились средним астрономом гораздо выше, чем теории, лежащие в их основе.

АБУ МАШАР

Абу Машар (787–886) родился или в Балхе (провинция Хурасан), или неподалеку от него, и хотя в итоге он поступил на службу к Аббасидам в Багдаде – покорителям его народа – интеллектуально он продолжал числить себя иранцем, принадлежавшим к шиитской секте. Когда ему исполнилось 47 лет, знаменитый неоплатоник ал-Кинди убедил его в необходимости изучить математику, чтобы научиться понимать философию, после чего интерес Машара обратился к астрологии. Известность, приобретенная им благодаря занятию этим предметом, была весьма велика. В некоторых кругах до сих пор можно обнаружить его последователей. В каком-то смысле приходится лишь сожалеть о том, что этот человек получил образование на перекрестье столь многих непохожих друг на друга традиций – греческой, индийской, иранской и сирийской, наряду со всеми их разветвлениями, – и что он понимал столь много языков. Когда он пытался создать некое обобщенное представление обо всем этом, то, к сожалению, широта и разбросанность исходного материала не оставила надежды получить хоть какое-то подобие согласованности. Это типичный недостаток большинства, если не всех практикующих астрологов. Тем не менее его философское восприятие отличалось оригинальностью, а попытки использовать труды сторонников Аристотеля и Платона для обоснования астрологических воззрений легли в основу многих дискуссий, развернувшихся впоследствии в исламском и христианском мирах. По какой-то причине его не вполне аутентичная трактовка Аристотеля достигла Европы до того, как туда попало большинство оригинальных аристотелевских работ.

Ранее изученная Абу Машаром религиозная экзегеза научила его разбираться в календарях и хронологии, и нет ничего удивительного в том, что позже он стал отстаивать идею, согласно которой научное знание было передано человеку в несовершенном виде, и поскольку оно имеет божественное происхождение, то истинное представление о нем можно получить только из откровения. Написав свой «Зидж ал-Хазарат», он попытался обрести это утраченное знание в области астрономии. В указанном зидже использовались индийские параметры и средние движения планет (выраженные в югах), но в рамках модели Птолемея. Это могло служить вполне явным свидетельством прогрессирующего снижения качества знания; и все же как предполагалось, этот зидж написан на основе манускрипта, сгоревшего в Исфахане еще до библейского потопа.

Свидетельством исторического подхода Абу Машара к науке с очевидностью служит одна его концепция, позже нашедшая отклик у многих как восточных, так и западных авторов. Его идея заключалась в том, что человеческие институты, такие как религиозные секты или светские образования (наподобие властителей халифата), претерпевают взлеты и падения в соответствии с последовательностью определенных типов соединений Сатурна, Юпитера и Марса. Эта доктрина внушала надежду тем, кто мечтал о возрождении Ирана, а в более поздние века – сеяла тревогу в душах тех, кто ожидал конца света или прихода Антихриста.

Исламские астрономы, обладавшие более тонким вкусом, сурово критиковали Абу Машара. Одним из них был величайший астроном ал-Бируни, и знаковым симптомом действительных мотиваций «астрономов» более поздних времен является крайне малое наличие сохранившихся работ Бируни, тогда как копии сочинений Абу Машара обнаруживаются в несметном количестве.

АЛ-ХОРЕЗМИ

Другим крайне влиятельным астрономом, трудившимся под патронатом халифов Багдада, был ал-Хорезми (ум. не позже 850 г.), прославившийся своим зиджем, представлявшим собой смесь в высшей степени разнородных элементов индуистской, персидской и эллинистической теорий. Фундаментальной эрой этого зиджа – исходной датой, от которой велись вычисления, – была эра Йездигерда (или Яздигерда), и в его основе лежал персидский календарь. Позже зидж переработал мусульманский астроном ал-Маджрити из Кордовы (Испания). Он не без оснований приурочил фундаментальную эру к исламской Хиджре и пересчитал таблицы, приведя их к своему меридиану. Сопутствующая этому цепочка интеллектуальных изменений весьма примечательна (ранее мы уже частично затрагивали эту тему, но извилистый путь указанного сочинения через половину земного шара заслуживает того, чтобы рассмотреть его отдельно). Сначала доптолемеевская эллинистическая астрономия проложила себе дорогу в Индию и в итоге именно оттуда попала в трактаты, написанные на пахлави в Сасанидском Иране. Там она несколько раз пересматривалась и, наконец, обрела каноническую форму в версии Сасанидского царя Йездигерда III. После этого итоговый пахлавийский трактат перевели на арабский язык, он получил название «Зидж аш-Шах». Через посредников (возможно, в их числе находился