Космос. Иллюстрированная история астрономии и космологии - Джон Норт

ал-Фазари; мы ранее упоминали о нем как о переводчике одного индийского сочинения) он попал к ал-Хорезми, который составил на его основе свои таблицы. Затем эти таблицы, снискавшие себе славу не столько качеством, сколько оказанным ими влиянием, прошли долгий путь вдоль берегов Средиземного моря, пока не достигли Ал-Андалуса (мусульманской Испании). И даже тогда это длительное путешествие знаний, уже давно вышедших из употребления, было далеко от завершения. В начале XII в. одна из версий этих таблиц достигла Англии вместе с Аделяром Батским. До сих пор не выяснено – работал ли Аделяр в Испании или нет, но достоверно известно, что он отдавал явное предпочтение исключительно версии ал-Маджрити, которая на самом деле, скорее всего, являлась одной из переработок оригинального текста. И хотя зидж ал-Хорезми – самый древний арабский астрономический трактат, дошедший до нас в более или менее полном виде, сейчас мы можем судить о нем только по латинскому переводу, сделанному Аделяром.

Сегодня мы можем легко обнаружить следы индуизма в параметрах, лежащих в основе этих таблиц, даже не прибегая к систематическому рассмотрению всех этапов этого долгого путешествия. Какие-то из них, очевидно, были взяты из персидского источника, переведенного как «Зидж аш-Шах». Многие процедурные правила, разъяснение которых содержалось в канонах (например, метод «деления уравнения»), также имели индийское происхождение. Есть довольно веские основания полагать, что ал-Хорезми использовал в своих работах модель экванта, и это привело некоторых исследователей к предположению: эквант изобрели еще до Птолемея. Однако остается определенная вероятность того, что представление о нем пришло вместе с птолемеевыми источниками, никак не связанными с индийским материалом. Я упоминал об этой исторической проблеме ранее (см. с. 257).

Зидж ал-Хорезми отнюдь не избежал критики. Первым, кто обратил внимание на его недостатки, был его знаменитый младший современник ал-Фергани (этот факт отметил ал-Бируни). Однако даже если отголоски этих негативных отзывов и достигли Испании, то в очень ослабленном виде, поскольку зидж ал-Хорезми получил в высшей степени восторженный прием. Испания стала стартовой площадкой его невероятно успешной карьеры в Европе. Одним из самых удивительных доказательств жизнестойкости ал-Хорезми является продолжение использования его зиджа в Самарии до XVIII в., а в Каире – вплоть до XIX в. Этот факт документально зафиксирован в свитках, сохранившихся в иудейской Генизе.

Ал-Хорезми написал серьезную работу по алгебре, и, насколько можно судить, слово «алгоритм» на самом деле является производным от его имени; но кроме того, он написал едва ли не самый ранний из дошедших до нас трактатов по применению астролябии в арабо-исламской традиции. Сегодня мы знаем это благодаря единственной сохранившейся копии этого манускрипта.

АЛ-БАТТАНИ

В IX в. «Альмагест» и «Подручные таблицы» стали доступны в арабском переводе, и общее качество астрономической работы значительно улучшилось, поскольку было признано превосходство системы Птолемея. В течение двух столетий после смерти ал-Хорезми мир познакомился с работами пяти великих исламских астрономов: ал-Баттани, ас-Суфи, Абу-л-Вафы, Ибн Юниса и ал-Бируни. Они отнюдь не являлись выходцами из единственного центра интеллектуальной деятельности и работали в таких далеко отстоящих друг от друга регионах, как ар-Ракка, Багдад, Каир и Афганистан. В то время исламский мир начинал распадаться на несколько независимых государств по схеме, которую мы кратко охарактеризовали в начале этой главы.

Ар-Ракка располагался на левом берегу Евфрата, в северной части современной Сирии. Иными словами, хотя ал-Баттани (ок. 858–929) был мусульманином, он являлся уроженцем региона, примыкавшего к Харрану, где еще практиковалась астральная религия при весьма толерантном отношении к ней мусульманских правителей. Поколением ранее приверженцем этой религии стал Сабит ибн Корра.

Именно здесь ал-Баттани составил свой зидж (это, возможно, не самое удачное название для столь капитального сочинения), основанный исключительно на гораздо более развитых методиках Птолемея. Несмотря на всеобщую известность, до наших дней дошел только один арабо-язычный экземпляр этого манускрипта. В середине XII в. этот текст перевели на латинский язык, а затем на испанский и древнееврейский с привязкой уже к иерусалимскому меридиану.

Начиная с Птолемея и вплоть до конца VIII в. лишь считанное число астрономов отдавали себе отчет в том, что их наука нуждается в проведении наблюдений для проверки используемых теорий. В предисловии к своему зиджу ал-Баттани ясно дает понять: он по меньшей мере усвоил эту заповедь, скрыто присутствующую в «Альмагесте», и устанавливает нечто вроде моды на наблюдения. Безусловно, он был не первым, кто осознал насущную потребность в такого рода деятельности. Так, во время правления ал-Мамуна (ум. в 833) некая группа астрономов составила новый зидж, основанный на оригинальных наблюдениях, проведенных в Багдаде и Дамаске, и назвала его «Зидж ал-Мумтахан» («Проверенный зидж»). (На Западе он стал известен под именем «Tabulae probatae» – «Выверенные таблицы».) Во время правления той же династии Аббасидов Хабаш ал-Хасиб (ум. в 862) воспользовался многочисленными наблюдениями планетных положений, а также солнечных и лунных затмений, проведенными в указанных выше пунктах и своем родном городе Самарре. Мы увидим еще много примеров деятельности такого рода, существенной для поддержания астрономии в работоспособном состоянии.

Зидж ал-Баттани был написан в свежем и обновленном стиле, без раболепного повторения изложенного в более ранних работах, и с проявлением особого внимания к последним достижениям, таким как вновь полученное значение угла наклона эклиптики (23;35° вместо неточного 23;51,20° у Птолемея), новое направление апогея Солнца и новые формулы сферической тригонометрии. Он включал краткую характеристику используемых инструментов – солнечных часов с сезонной шкалой измерения времени, нового типа армиллярной сферы, стенного квадранта (то есть квадранта, неподвижно закрепленного на стене) и трикветрума (астрономического инструмента Птолемея, состоявшего из трех шарнирно-соединенных стержней). Его подробно составленные таблицы тоже несли в себе много новых, хотя и не столь явно выраженных сведений; и в то же время некоторые из его объяснений теории планетного движения сделаны на скорую руку и даже содержали ошибки. Но нам следует проявить снисходительность, поскольку, скорее всего, они являлись не более чем свидетельством спешки талантливого астронома.

Он не был первым, кто получил новое значение для угла наклона эклиптики: столетием ранее астрономы ал-Мамуна вывели для этого параметра значение 23;31°, а некоторые другие считали его равным 23;33°. Не был он и первооткрывателем изменений в направлении солнечного апогея. Как стало известно сегодня, еще до него Сабит ибн Корра (или, что тоже возможно, Бану Муса, два состоятельных брата) по счастливой случайности получил несколько лучшее значение для этой величины. Работу ал-Баттани отличало педантичное описание примененных им новых методов, позволяющее читателю оценить качество результатов с учетом точности проводимых наблюдений. В этом отношении она была в целом удачна, и поэтому при получении нового значения эксцентриситета солнечной орбиты (2;04,45 частей – примерно на 3% выше истинного значения для того времени) он значительно улучшил не в меру завышенное значение, приводимое у Птолемея. Кроме того, он ввел существенные уточнения для значений скорости прецессии и продолжительности тропического года.

В определенных кругах средневековой Европы этот зидж пользовался особым влиянием. В середине XII в. его перевел Роберт Честерский – человек, прославившийся первым переводом Корана на латинский язык. Другой вариант перевода зиджа, имеющийся в настоящее время только в одном экземпляре, примерно в это же время сделал Платон Тивольский. Древнееврейские таблицы Авраама бар Хийи представляют собой переработку таблиц ал-Баттани. Кроме того, в XIII в., во время правления Альфонсо X, некий анонимный уроженец Кастилии перевел каноны ал-Баттани. Перечисленные труды, немного отличавшиеся друг от друга по содержанию, не имели широкого хождения, но астрономы,