Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков

в лабораторию, даже трубку телефонную не брал, хотя формально Дурманов стал его начальником. Стоило только Дурманову начать разговоры, что Семёнова пора менять, это незамедлительно становилось известно Виталию. Он сразу вычислил, что именно я являюсь для него главной угрозой, и через голову Фетисова стал писать письма в КГБ и куда-то ещё, утверждая, что я агент ВАДА, которого забросили из Америки, чтобы выведать все секреты подготовки сборных команд и разрушить российский спорт. Семёнов всегда был осторожен, в случае любой опасности сразу ложился в больницу и оставался там в ожидании, когда пройдёт угроза его директорству.

Это его спасало, но конец был неизбежен. Лаборатория допингового контроля юридически являлась ФГУП «Антидопинговый центр» и, согласно 161-му Федеральному закону, находилась в подчинении у своего учредителя. А им был Росспорт, поэтому Вячеслав Фетисов мог уволить Виталия Семёнова своим приказом и назначить нового директора.

Коварные письма Семёнова его сильно разозлили.

Возвращение в Антидопинговый центр. 2005–2007

8.1 Увольнение Семёнова. — Меня назначили директором ФГУП АДЦ

Наступил 2005 год. Мы сидели с Николаем Дурмановым и обсуждали новости и проблемы. Вот, например, в Америке с 15 января 2005 года вступает в силу запрет Конгресса США от 22 октября 2004 года, подписанный президентом Джорджем Бушем — младшим. Практически все прогормоны, 18 наименований, окажутся запрещены на территории США, только дегидроэпиандростерон (DHEA) останется легальным. Очевидно, что производство прогормонов уйдёт в тень, а из тени появятся подделки и невероятные стероидные смеси с новыми названиями. И оставалась главная проблема. Мы никак не могли избавиться от Виталия Семёнова и прибрать к рукам Антидопинговый центр. Вячеслав Фетисов вроде бы решился на его увольнение, но почему-то тянул время. Однажды, когда мы обсуждали планы захвата лаборатории, Дурманов с озабоченным видом достал небольшую сумку и показал её содержимое. Сумка была заполнена виалами с гормоном роста и эритропоэтином — это пришла новая партия из Китая. Николай попросил меня помочь в реализации. Хорошо, ладно, продажи я люблю любые — от колонок и шприцев до хромато-масс-спектрометров, — так что у меня всё быстро разлетелось, и снова остались обиженные: некоторым не хватило. Николай тогда ещё заметил, что, с одной стороны, мы обсуждаем серьёзные проблемы борьбы с допингом, а с другой, сами этот допинг продаём — настоящее оруэлловское двоемыслие, Doublethink. Да нет, возразил я, никакого двоемыслия в наших поставках и продажах нет, с нашей стороны это контроль ситуации, то, что Оруэлл называл Reality control.

В начале марта 2005 года я снова поехал на антидопинговый симпозиум в Кёльн. Мне нужна была самая свежая информация о том, что происходит в лабораториях допингового контроля, причём из первых рук, а значит, необходимы личное общение и живые лекции, иного пути нет. Тем временем Николай Дурманов выбрал момент и поймал Семёнова на серьёзном нарушении. Во время зимнего чемпионата России по лёгкой атлетике было обнаружено несколько положительных проб, о чём Семёнов сообщил в официальном отчёте для Центра спортивной подготовки (ЦСП), отвечавшего за проведение допингового контроля в России. В то время ещё не было ни РУСАДА, ни электронных отчётов в программу АДАМС. Однако в своём факсимильном письме в IAAF и ВАДА Семёнов засветил только две положительных пробы. И кто-то не поленился направить в IAAF и ВАДА копию его отчёта в ЦСП, где были указаны четыре или пять положительных результатов, точно не помню.

Это был серьёзный скандал, поставивший под угрозу аккредитацию лаборатории. На всех письмах, отправленных в ЦСП, IAAF и ВАДА, стояла подпись Семёнова, и его судьба была предрешена. Вечером 17 марта, после окончания рабочего дня, Фетисов подписал два приказа — об увольнении Семёнова и о моём назначении с 18 марта, с пятницы, на должность исполняющего обязанности директора. Решили, что всё надо сделать тихо, об этом никто не должен знать. Оба приказа Дурманов сразу забрал и тайно зарегистрировал в общем отделе, потом позвонил мне, чтобы завтра я был готов к десяти часам утра: мы идём снимать Семёнова с должности директора. Оставалось только не спугнуть Семёнова, обеспечить его присутствие на рабочем месте, чтобы он не сбежал и не залёг в больницу. Для этого ему направили письмо, сообщавшее, что завтра в первой половине дня его лабораторию посетит иностранная делегация, мол, просим вас находиться на месте, чтобы лично показать оборудование и рассказать про допинговый контроль. И вдогонку ещё и позвонили, попросили подтвердить, что письмо получено и ему присвоен входящий номер. Это сработало, Виталий Александрович стал ждать делегацию.

И вот мы, делегация из нескольких человек, но без Дурманова, позвонили в дверь лаборатории на третьем этаже здания ВНИИФК. Боже мой, зазвенел тот же самый звонок из той моей прежней жизни; ведь я тысячи раз открывал и закрывал эту дверь! Вот внутри послышались шаги, и моё сердце буквально замерло — и сам Виталий Александрович Семёнов в галстуке и чистом белом халате открыл дверь. Я вошёл последним — Виталий нахмурился, покраснел и спросил, что я тут делаю. Я сказал, что я переводчик, ведь я действительно переводил ему многое…

Мы вошли, попросили собрать персонал лаборатории и при всех показали Семёнову приказ о его увольнении. Он сник, механически его подписал и получил заверенную юристом копию — юрист Росспорта входил в нашу «иностранную делегацию». Далее мы прошли к сейфу — и мне официально передали печать предприятия. Персоналу лаборатории объявили, что назначен новый директор. Я сказал Семёнову, что у него есть суббота и воскресенье, чтобы собрать свои вещи, в понедельник с утра я приступаю к работе.

Я вышел на весенний воздух полностью опустошённым. Прошёл через почти забытый парк в Росспорт, зашёл в кабинет к Дурманову и рассказал, как всё прошло. Наша мечта сбылась, и мы, придавленные таким событием, молча сидели на подоконнике и курили в открытое окно, в холодный мартовский воздух. Уже под вечер Николай спохватился и сбегал к Фетисову — доложить, что всё прошло успешно, как и планировали. И напомнил мне, что на следующей неделе я еду в Гент, в бельгийскую лабораторию, на контрольный анализ пробы Б Светланы Кузнецовой, выдающейся теннисистки, — в её пробе обнаружили эфедрин. Эта поездка была запланирована больше месяца назад, в какой-то прошлой жизни, когда я ещё не думал и не знал, что стану директором ФГУП «Антидопинговый центр».

С понедельника я решительно приступил к исполнению обязанностей директора. Первым делом я заблокировал все входные карточки, поменял коды на замках, поставил новую