Война - Всеволод Витальевич Вишневский

выстрелами тяжелых орудий заполняются точным числом выстрелов легких орудий — четыре выстрела в минуту — с целью постоянного воздействия на моральное состояние русских солдат, уже достаточно подорванное за годы войны, что хорошо известно германской разведке.

Германская система огня действует методически, непрерывно, с беспощадной ритмичностью. Каждое орудие имеет точные таблицы заданий, целей, протяжения участков, скоростей стрельбы. Многократные линии связи, оптическая аппаратура Цейса и Герца и топографические условия обеспечивают действия системы…

Система убивает все живое, безжалостно превращает в пыль свои же добротные немецкие окопы, захваченные русскими.

Система демонстрировала прекрасные индустриальные фабрикаты Круппа, продукцию четырехсот пятидесяти ее доменных печей, справившихся в течение двухсот пятидесяти часов с первоклассными фортами Антверпена и восьмидесяти четырех часов с фортами Намюра.

Система была триумфом мощных капиталистических предприятий, обрекавших — по закону конкуренции — более слабых на уничтожение.

За этой первой комбинированной линией огня следует вторая, заградительная. Местность, куда стремятся подойти русские резервы, находится под двойным огнем гаубичных снарядов и шрапнелей.

Третьим и четвертым видом огня является огонь на ослепление русских артиллерийских наблюдателей и погашение огня русских батарей по данным длительных наблюдений и воздушной съемки. Батареи подвергаются уничтожению или нейтрализуются 152-миллиметровыми гаубицами. Расчет — от четырехсот до пятисот снарядов на батарею.

***

Ошалевшие, сбившиеся роты сидят в захваченных ими окопах немецкой третьей линии. Падают тяжелые снаряды. Оглушающе-протяжно, замедленно и страшно крякают. Тянет черно-зеленым дымом…

— Недолет.

— Мал-мала не дохватил.

— Подрывайся под стенку.

Второй залп ложится почти по брустверу. Окопы дают трещину и осыпаются.

— Придавит…

Нарастающее шипение снарядов и грохот взрывов заглушают все команды. Все ходы сообщения забиты мертвыми и ранеными. Здесь и русские и немцы. Вынести раненых — невозможно… Прижавшись к стенке, замерли живые… Волосы слиплись, лица почернели…

Мичман цел, стоит в ходе сообщения. Бледный, но покрикивает:

— Ничего, обойдется…

Трясутся у матросов руки, скрутить цыгарку не могут, махорка просыпается.

— Никола Морской, выручай…

Падение снарядов все чаще и чаще, и запах пороха все нестерпимее. Окоп содрогается… Осколки жужжат, гудят, свистят. Земля оползает, засыпая людей.

— Убьет, убьет! Если б только ранило… И чего я бежал сюда, ради чего, за что?.. Летит, опять летит… Пронеси, пронеси…

Земля снова валится пластами, двух придавило. Никто не шевелится. Мичман кричит:

— Помогай, откапывай!

Поднялись матросы, встряхнулись, откопали своих.

Летят, свистят, рвутся снаряды…

Батальон терял силы. Яростный грохот, едкий дым и чьи-то стоны из-под свалившегося бревенчатого наката…

Матросы подползли к мичману:

— Васокродь, может, какое приказание будет?

— Пока подождем.

— Разнесет нас так, вон косит!

— Подождем. Резервы подойдут. Нельзя оставлять окопа.

Внезапно орудийный огонь прекратился, в наступившей тишине раздался крик: «А-а-а-а». Что такое? Поверху вперед бегут солдаты.

— Немцы в атаку идут!

Немцы после ответного шквала артиллерийского огня действительно пошли в контратаку. Выскакивают матросы наверх: кто стреляет, кто стоит — «ура» кричит, кто вперед бежит. Не разбери-бери…

Немцы перебегают с места на место, стреляют стоя или с колена.

Кричат матросы:

— Вон они!

— Бей их!

Мичман командует:

— Вперед!

Застрочили немецкие пулеметы, косят выскочивших из окопов людей. Дрогнули матросы, иные остановились, другие назад в окоп лезут.

Увидя это, мичман кричит во весь голос:

— Станов-и-ись!

Как на плацу! Услышали матросы, обернулись… Годами ведь привыкали к этому окрику… Сбегаются, строятся под огнем…

— Направо равняй-сь!

Подравниваются, а немцы по живой цели бьют… Один матрос охнул, упал…

/Мичман командует:

— От середины в цепь! За мной, вперед, ура!

— Ур-ра!

Рванули. Немцы попятились… Не ожидали… Контратака немцев быстро выдохлась, ее сменил новый шквал немецкого артиллерийского огня.

Полыхают за окопами и перед ними взрывы, черным дымом окутывают захваченные, русскими позиции, куда должны подойти их резервы, а над черным дымом в небе белеют шрапнельные разрывы. Снаряды пригибают людей к земле. Беспрерывно крушат немцы прорвавшуюся в их расположение гвардию. Запасы германской артиллерии снова превзошли запасы русских.

Преследуемая не дающим ни секунды передышки огнем, ища спасения, но не отступая, гвардия залегла в болоте, прячась в кустах и высокой траве. Поле осталось позади…

Густо стелется дым пожарищ. В воздухе носятся черные, перегоревшие соломинки и падают, падают, как черный снег. Безостановочно рвутся снаряды.

Немецкие гаубицы поднимают на воздух целые пласты черной болотной земли. С высоты летят осколки. При их падении булькает вода в развороченных на болоте воронках. Почерневшие от грязи цепи гвардейцев влипли в топь, но держатся упрямо.

Мичман лежит в траве, потирая рукой висок, — чем-то больно ударило…

***

По захваченным немецким окопам третьей линии бежит связной, посланный командиром морского батальона со срочным пакетом для мичмана. В окопах мертво, только слышатся стоны раненых русских и немцев, которых под обстрелом нельзя унести…

Кто-то хватает связного за руку.

— Hilf mir![68]

— Немец? Герман?

Не слыша окриков начальников, вдали от них, матрос заговорил с раненым немцем, показывая в сторону рвавшихся снарядов.

— Плохо? Бум, бум…

— Ja, ja…[69]

— Наших и ваших…

Подсумки у немца матрос заметил — кожаные, на три пачки каждый. Раскрыл — почти пустые.

— Стратил? По нас стрелял?

— Ich muss es tuhn[70].

Матрос видит на груди у немца черный с белой каемкой Кульмский крест.

— Глянь-ка, у меня такой же? Ты у кого взял?

Пораженный немец глядит на грудь русского матроса.

Все гвардейцы носили как отличие Кульмский крест, данный русской гвардии в 1813 году королем Пруссии Фридрихом за разгром французов при Кульме. Так с тех времен и носили. Этот же крест был и для немцев наградой за храбрость.

Качают головами, удивляются. Дело непонятное. Почему у обоих одинаковые кресты?

Матрос помахал немцу рукой, вылез из окопа и пополз дальше, к болоту. Разглядел редкую цепь — свои…

Ждет, смотрит: падает залп. Считает: раз, два, три, четыре, пять… Падает второй. Считает: раз, два, три, четыре, пять. Высчитал, сколько секунд между залпами, — надо успеть перебежать… Добрался. Мичман лежит, будто спит. Устал…

— Васокродь! От батальонного.

А батальонный — капитан первого ранга, флигель-адъютант его величества — под шестью накатами бревен В штабе батальона пребывают.

Прочел приказание мичман. Вскочил…

— Переползать по одному назад. К первой линии немецких окопов. По цепи передавай. Не бегать!

Кто живой — ползет обратно. Мичман рядом, идет в рост. Немцы усиливают огонь.

Снаряды ложатся по болоту, разрывая его, разворачивая. Земля дыбом становится — как смерч!

— И отойти не дает! Пропадем…

Воздух колеблется. В полосе дыма, подхваченная воздушной волной, пронеслась какая-то птица. Мичман идет, за ним ползут связной и остатки морского батальона. Наконец, добрались до хода сообщений и по окопу — обратно. Жаль мичману оставлять захваченный окоп третьей линии…