Ренессанс XII века - Чарльз Хаскинс

невиданных в Италии животных: со слонами, одногорбыми и двугорбыми верблюдами, пантерами, кречетами, львами, леопардами, белыми соколами и бородатыми совками». Пять лет спустя подобная процессия прошла через Парму на радость пятнадцатилетнему мальчику, который в будущем станет известным как Салимбене. Подаренный султаном слон был оставлен в гибеллинской Кремоне, где он был предоставлен в распоряжение графу Корнуоллу и умер тринадцать лет спустя «от избытка гуморов», в атмосфере всеобщего ожидания того, чтобы пустить его останки на изделия из слоновой кости. В 1245 году монахи аббатства Святого Зенона в Вероне, оказывая гостеприимство императору, устроили ему прием, на котором присутствовали слон, пять леопардов и двадцать четыре верблюда. Верблюдов использовали для перевозок, и порой, к изумлению не бывавших в дальних краях немцев, их вместе с обезьянами и леопардами привозили и за ту сторону Альп. Еще одной жемчужиной коллекции был первый в средневековой Европе жираф, подаренный султаном. Широкое распространение получают изображения на изделиях из слоновой кости обезьян и павлинов с Востока, столь же древние, как Ниневия и Тир, и столь же современные, как нынешний зоопарк. В XIII веке Матвей Парижский посчитал слона слишком редким животными, чтобы не изобразить его на страницах своей «Истории», а Виллар де Оннекур, увидев льва во время путешествия, в своем альбоме для зарисовок аккуратно отметил: «Срисовано с натуры!» Наблюдения Виллара не ограничивались подобными исключительными случаями, о чем свидетельствуют другие его наброски, начиная с изображений лебедей и попугаев и заканчивая улитками и кузнечиками.

Развитие ботаники в XII веке в основном связано с врачеванием (materia medica). Почему-то в этой области греческая традиция оказалась наиболее устойчивой, о чем свидетельствуют дошедшие до нас редакции сочинения Диоскорида. Ранние переводы медицинских трудов часто сопровождались греко-арабскими глоссариями ботанических терминов, при этом большая часть арабских знаний о растениях проникла на Запад вместе с «Каноном» Авиценны. Здесь точно так же процветали и «ненаучные» наблюдения. Лиственный орнамент и изображения плодов в готической скульптуре выполнены настолько точно, что современным натуралистам удалось идентифицировать среди них многое из флоры современной Франции – преимущественно весенние цветы и бутоны: листья платана, аронник, лютик, папоротник, клевер, чистотел, мох-печеночник, водосбор, кресс-салат, петрушку, листья земляники, плющ, львиный зев и дрок, дубовый лист. Таким образом, скульпторы эпохи, которую нередко обвиняют в безразличии к красоте природы, «сделали бессмертными радости средневековой весны»[196].

До нас не дошли трактаты XII века о сельском хозяйстве, а такие сочинения, как «Земледелие» Уолтера из Хенли и «О выгодах сельского хозяйства» Петра Кресценция, были написаны лишь век спустя. Влияние латинских классиков ограничивается несколькими сохранившимися списками сочинений Варрона, Палладия и Колумеллы, пизанец Бургундио перевел фрагмент о виноградарстве из греческой «Геопоники», однако сельское хозяйство в течение многих веков по-прежнему оставалось областью сугубо практической. В этот период основанное на римских традициях земледелие, проникнув на Север, сумело распространиться на востоке Германии за счет монастырской колонизации и обогатиться новыми сельскохозяйственными культурами, которые попали на Запад из Средиземноморья в результате Крестовых походов. Но все это не носило научного характера. Сельскохозяйственная опытная станция появится еще нескоро.

Среди прочих прикладных наук в XII веке на передний план выходит архитектура. Ее развитие было основано на традициях и практике искусства строительства, а не на изучении античных трактатов или подражании классическим образцам, несмотря на то, что сочинения Витрувия часто переписывались и разбирались на цитаты. XII век становится периодом торжества романского стиля и началом становления готики, которая является высочайшим достижением не только архитектурного искусства, но и инженерного мастерства в том, что касается системы распределения нагрузок, умелого использования материалов, а также баланса и гармонии целого. К несчастью для нас, эти знания передавались на практике, а не в теоретических учебниках нам на потребу. Нам не известны ни более ранние, ни более поздние произведения, подобные альбому Виллара де Оннекура.

Нерассмотренным остается вопрос научного наблюдения и эксперимента. Насколько люди этого века были удовлетворены учениями греков и арабов, и пытались ли они проверить и дополнить эти знания? Труды греков и их последователей содержали достаточно материала, требующего дальнейшего изучения. В условиях отсутствия микроскопа Аристотель составил описания животных удивительной точности, которые до сих пор высоко оцениваются зоологами; известны точные и проницательные описания болезней Гиппократом; Гален провел знаменитый эксперимент на спинном мозге лягушки; Эратосфен и астрономы Багдада сумели измерить радиус Земли; в греческих и арабских обсерваториях изучали движения небесных тел для создания астрономических таблиц. Средневековым христианам оставалось лишь следовать их примеру. Однако стоит отметить, что они восприняли лишь достижения греческой и арабской науки, но не ее метод. Медицина основывалась на изучении Гиппократа и Галена в их схоластической интерпретации; физика – на логическом толковании трактатов Аристотеля; география – на чтении книг, а не на путешествиях и картографии. Со временем изучение Аристотеля создало определенные трудности, поскольку в его основе лежало не развитие метода, способного расширить знание, а стереотипизация мышления и навязывание универсальных теорий, которые науке следовало отбросить ради дальнейшего прогресса. Логика Аристотеля разрушала не только его собственную науку о природе, но и метод, благодаря которому эта наука возникла. В средневековых университетах медицина и естествознание изучались по книгам, а не в лабораториях и обсерваториях, что препятствовало развитию научного знания.

Однако мы склонны преувеличивать этот факт с позиции современных представлений о науке в Средние века, которые недооценивают достигнутый в XII веке прогресс. В этот период мы встречаем примеры проведения наблюдений и экспериментов: например, Уолчер из Малверна попытался в 1092 году определить по затмению разницу во времени между Англией и Италией; Аристипп, несмотря на опасность, наблюдал за извержением Этны; Гиральд Камбрийский установил высоту прилива в Ирландии и Уэльсе; Михаил Скот описывал вулканическую активность на Липарских островах. Хотя салернские врачи не проводили диссекций, но изучали анатомию свиней. В качестве раннего примера возьмем Аделарда Батского, работавшего в первые сорок лет XII века. Для него авторитет – удавка, а Бог – объяснение, к которому можно прибегать только тогда, когда все остальные исчерпаны. Путешествуя по Средиземноморью в поисках знаний, он перенял кое-что от научно-практического мышления арабов и греков. Он описал землетрясение в Сирии, которое наблюдал, опыт по пневматике в Великой Греции и даже высказал идею о том, что свет движется быстрее звука. Он или другой его современник попытался определить место, где солнце находится прямо над головой в полдень. Аделард действительно был первопроходцем в научных исследованиях.

Спустя столетие таким примером для нас становится император Фридрих II. Рассуждая о птицах, он утверждает, что Аристотель слишком полагался на слухи