Выбор - Галина Дмитриевна Гончарова

Да когда угодно! Не стереглась я вовсе! Да и кто ж знать-то мог о таком? Мне двадцать лет понадобилось, чтобы поумнеть хоть немножечко!

Тогда и не предполагала я…

А ведь не получается, не сходится ничего по срокам, я-то после смерти Бориной затяжелела…

Пусть, моего ребенка эта гадина убила, а вот родила ли своего? В монастырь она уезжала — признаков беременности и не было! И повитухи ее осматривали, это я точно помню!

Не нашли ничего?

Или… помогли им не заметить?

Нет, не второе, это уж точно. Свекровушка проклятая, царица Любава, будь она неладна, такой секрет никому б не доверила. Никогда.

А повитухи потом живы остались, это я точно помню. Одна еще меня потом осматривала, перед моим отъездом в монастырь.

Не была Марина беременна. Иначе б ее свекровка не отпустила никогда. При себе бы продержала, ребенка забрала… или отравила б ламию прямо там, в тереме. Это уж точно!

Не получилось что-то?

Глаза отвела?

Нет, глаза отвести она может, но не многолюдью. Одному или двум — ладно еще! А когда десяток человек, кто-то неладное да заметил бы. Нет, не было у нее ребенка.

Почему?

Что-то не так пошло?

Борис погиб, ребенок не получился… то есть не Марина в его смерти виноватая? Получается, что так. Ей то невыгодно было.

Ей бы и еще раз попробовать… я же не умерла! А и умерла бы — Аксинья под рукой! Кровь та же, а глупости… хотя чего мне-то кивать? Я и еще дурее была!

Так что не Марина то.

А кто?

Хозяин ее? Но ему тем более какой смысл? Один раз не получилось, так можно второй попробовать, и достаточно быстро.

Только вот… почему не получилось?

Могла я своего ребенка возненавидеть? Тогда? В той, черной жизни?

Нет, не могла. И не могла я тогда ненавидеть, сил ни на что не было, и… радовалась я малышу.

Это Федора я ненавидела, а ребенок — моя кровиночка. Мое сердце, мое солнышко ясное… как себя саму ненавидеть? Нелепо даже…

Нет, в этом я себя не упрекну. Ребеночка я любила, как смогла тогда, в отчаянии своем черном, а плод погиб… и еще меньше сил у меня осталось.

А могли меня отравить чем?

Опять — могли.

Но кто⁈ Кто еще стоит за всеми несчастными случаями, какой кукловод⁈ Кто⁈

Двое их.

Один стоит за Мариной. Второй… уж самой себе признаться пора. Есть человек, который мог, еще как мог все это натворить.

Царица Любава.

Моя свекровка из черной жизни.

Доступ к черным книгам есть у нее… ладно! Был! Есть ли сейчас — не ведаю, но ежели Борис из дворца выйти может, то и Любава? Вот где покопать надобно…

Что ж там за Захарьины такие с Раенскими?

Черные Книги не каждый в руки возьмет, а и возьмет, так они его душу раньше сожрут. А тут что?

И читают, и пользуются… ох, нечисто что-то там! Бабушку попрошу! Пусть покопает. И Бореньку.

Ежели искать, кому что выгодно, так свекровка моя в первых рядах стоит! Боря бездетным умер, Федька на трон сел, меня она давила… смерти только своей не рассчитала, а та пришла и взяла! Федор рыдал, а я радовалась! Чудом свое счастье скрыла!

Хоть одну гадину, но пережила я!

А вот боярин Данила оставался тогда. И жив, и здоров, не женат, правда.

Почему он так и не женился?

Почему наследника не оставил⁈

Я ведь точно помню, в черной моей жизни, когда боярин Данила умер, Федор хотел хоть кого из его внебрачных детей найти, чтобы род не прервался.

Не нашел.

Не смог? Или… или просто не было никого? Федор еще так уверен был, что детей у его дяди не оставалось. Почему?

Надо спросить.

Надо, мне кажется, что тут лежит кусочек разгадки. Обязательно надобно…

* * *

Марина на кровати лежала, о своем, о ведьмачьем, думала.

Не так уж ей и плохо было, как она то показывала. Больше десяти лет прожила она в палатах царских, больше десяти лет чужие силы и жизни пила безнаказанно, потеря талисмана своего по ней ударила, но оправлялась она достаточно быстро.

Сильный удар, болезненный, а все ж не смертельный.

Главное в другом, и о том думать страшно.

Волхвы о ней узнали.

Устинья? Боярышня эта?

Марина ее и не воспринимала всерьез, подумаешь, девка молодая, непуганая. Не сталкивалась она еще с ведьмой, не знает, на что Марина способна. Так-то и порчу навести, и уничтожить ее любым способом Марина и сейчас могла. Сил приложить поболее понадобится, да не смертельно это, трудно, тяжко, а все же справиться можно.

Другое дело, что нельзя, ПОКА нельзя.

Когда сейчас она ворожить примется — и не просто так это делается. На кровати лежа многое не сотворишь, тут и огонь надобен, и опять же, молча порчу не наведешь. А хорошо бы и новолуния дождаться.

А еще — надобно ли?

Глупой Марина не была, какой угодно, да не дурочкой, не выживают во дворце дурачки лопоухие, доверчивые. И те не выживают, кто волю дают своим порывам душевным.

Вот ежели б Устя за царевича замуж вышла, тут Марине прямая дорога поворожить была. Федька с Борисом общей крови, Маринин ребенок тоже общую с ним кровь имел бы. По-хорошему, надо бы, чтобы Устя эта от Бориса понесла, но и так сойдет.

Сошло бы.

Когда б смогла Марина смертью ее сына за жизнь своего заплатить, сильное б дитя народилось. Настоящий колдун черный, ламия мужского рода. При таком и она спокойно жила бы, и почет ей был бы от других ламий, и страну он в свои руки взять смог бы. Но не получилось. Не сложилось, не срослось.

Жаль, конечно, очень жаль.

Уж какое-то время Марина продержаться смогла бы. Подари она государю сына, стала бы матерью наследника.

Нет.

Не получилось, даже дочери нет у нее.

Что остается?

Монастырь.

Тот самый, куда ее обещал заточить Борис. Только вот Марина туда отправляться и рядом не собиралась. Есть у нее еще верные люди, и время еще есть… что делать будем?

Ей надобно умереть.

Допустим, поедет она в монастырь, а на обоз тати нападут, всех убьют, ограбят… царица?

А, там на дороге и останется. Есть у нее несколько чернавок, на нее похожих, специально для такой надобности и держала. У одной волосы такие же, да и фигура схожа, правда полнее немного, ну да в полумраке сойдет.