Доктор Вера. Анюта - Борис Николаевич Полевой

попытался тут же с ним заговорить, но нелюдимый сосед не ответил. Тогда жаждущий общения священнослужитель, пригладив длинные волнистые волосы, как бы думая вслух, начал развивать теорию о том, что Иисус Христос, по некоторым сегодняшним соображениям, был пришельцем с других, более старых и мудрых миров, где техника развилась до пределов невероятных, а нравственность поднялась до недосягаемой высоты, с планеты, где люди, давно забыв распри и войны, живут высокогуманными идеалами братства и любви…

– Чепуха, – отозвался наконец Мечетный, не выдержавший философствований своего соседа.

– Ан, не скажите, не скажите, – сразу обрадовался и оживился попик. – Библия – величайший документ, вобравший в себя тысячелетнюю мудрость человечества. Этого ведь и Энгельс не отрицал. Не так ли? Так вот в числе другого прочего в Библии есть прямые указания на прилет пришельцев в те далекие библейские времена. Да, да. Там в книге пророка Иезыккиля есть прямые указания на прилет инопланетян на космическом корабле. Вы не читали Библию? И напрасно, напрасно. Очень советую вам почитать, почтеннейший. Иезыккиль прямо рассказывает, как в огне и в дыму появились эти пришельцы. Даже о том, как блестели их прозрачные скафандры, которые он сравнивает с кристаллом. Даже технику их передвижения по земле сей Иезыккиль описал – колеса, огонь, дымный хвост. Там говорится даже, что, улетая, один инопланетянин оставил ему свиток с поучениями. Вероятно, какие-то химические или математические формулы. Но Иезыккиль, представьте себе, этот свиток… съел. Да, да, так и пишет, съел, дабы приобщиться к божьей благодати. Ну что с него возьмешь. Невежественный дикарь слопал, может быть, ту самую ниточку, которую инопланетяне протянули нам, землянам, из своего благословенного богом мира. Все это описано в Библии. Что вы теперь скажете?

В разговорной колоде ультрамодернового священнослужителя эта библейская история, по-видимому, была козырной картой, позволявшей ему втягивать в беседу самых неразговорчивых людей. Но, погруженный в свои мысли, Мечетный остался глух и к увлекательным приключениям библейского мемуариста.

– Чепуха, – повторил он, будто отмахиваясь от комара.

Но попик не угомонился. Встал, одернул свою габардиновую ряску, достал с полки синюю аэрофлотскую сумку, извлек из нее салфеточку, разложил на столике, а на ней расположил куски розового свежего балыка, икру двух сортов в аккуратных стаканчиках, румяно поджаренные, маслянистые шанежки.

– Давайте потрапезуем, чем бог послал, – предложил он с общительной улыбкой на полных ярких губах. – Потрапезуем дарами обильной нашей уральской земли, извините только за рыбное – сегодня постный день.

– Благодарю, я сыт, – ответил Мечетный, хотя от запахов «посланной богом» постной еды у него, что называется, потекли слюнки.

В руках запасливого соседа оказалась плоская бутылочка. Он отвинтил пробку-стаканчик, наполнил его.

– Ну хоть это-то откушайте – фирменный. Десятилетней выдержки. Сие, как говаривали отцы наши, и монаси приемлют.

– Не пью.

– Ну, как знаете, – вздохнул попик, – не смею неволить, – и опрокинул стаканчик в рот, вытер губы салфеточкой и довольно огладил волнистую бородку.

Мечетный покосился на обстоятельно «трапезующего» соседа и неприязненно подумал: «А бог таки посылает попам довольно щедро», – и сделал вид, что спит.

Отчаявшись его разговорить, спутник достал из кармана рясы журнал и, включив лампочку индивидуального освещения, принялся решать кроссворд.

Но Мечетный не спал. Нет. Закрыв глаза, чтобы отделаться от назойливого попика, он думал, вспоминал, сопоставлял. Лихобаба… Лихобаба… Анюта… Нет, наверное, все-таки она. Сочетание такой редкой фамилии, имени да еще отчества у кого-то другого казалось просто невероятным. А что, если действительно она? Сначала Мечетному и в голову не приходило, что он будет делать, если выяснится, что радио говорило о той Анюте, которую он когда-то знал. Потом стал думать практически. Ну а если она, как он поступит, что предпримет? Какая досада, что не удалось услышать Указ полностью… Постойте, постойте… Его вдруг осенила мысль: Указ могут повторить в ночном выпуске последних известий.

Открыл глаза, взглянул на часы. Через несколько минут пойдут последние известия. Да, да, и весьма возможно, что Указ повторят. Он сразу встряхнулся и позвонил.

Тоненькая стюардесса с кукольным личиком тотчас же наклонилась над ним.

– Вы звали?

– Да. Я прошу вас передать командиру, что мне хотелось бы послушать выпуск последних известий.

– К сожалению, нельзя. В рубку пилотов пассажирам теперь входить строжайше воспрещается. В связи с этими угонами – новая инструкция…

– Обещаю вам самолет не угонять. Просто доложите командиру, что пассажир просит его разрешения пройти в пилотскую кабину и прослушать известия. – И хотя Мечетный никогда не упоминал о своем звании и только в праздники надевал Золотую Звездочку, тут он добавил для верности: – Просит Герой Советского Союза, кандидат технических наук, инженер Мечетный.

– Хорошо. Я скажу. – Девушка скрылась.

– Простите великодушно мою назойливость. Назовите, пожалуйста, популярное слабительное средство из восьми букв, – попросил его вдруг попик, отрываясь от кроссворда.

– Что, что?

– Кроссворд не решается. Зашел в тупик. Все уперлось в это загадочное слабительное. Уж вы извините.

– Касторка, – ответил Мечетный и двинулся по проходу вслед за девушкой.

Теперь, ночью, когда огни в салоне были притушены, казалось, что самолет не летит, а висит в воздухе. В иллюминаторе виднелось черное небо, изрешеченное ярчайшими звездами. И оно тоже висело над белым облачным полем, курчавившимся, как баранья шкура. Это подсвеченное луной бесконечное поле медленно отплывало назад.

Первый и второй пилоты в белых рубашках с закатанными рукавами сидели неподвижно, как монументы, на фоне толпы светящихся приборов. Бортрадист, худенький курносый паренек, протянул Мечетному большие пухлые наушники.

– Пожалуйста, известия сейчас пойдут, – и полюбопытствовал: – А зачем вам? Что там передадут? Чего ждете?

Мечетный сделал вид, что не расслышал вопроса. Он не знал, что ответить, и, подумав об этом, сам удивился. Чего он ломает голову? Что случилось? Почему вдруг накатила на него эта волна, накатила и захлестнула все его мысли? Странно. Очень странно.

В последние годы жизнь его наладилась, шла ровно, по проложенной им самим колее. Мало что, кроме работы, волновало и увлекало его. Жил строго, по составленному им самим графику. Зимой и летом в трусах делал на балконе гимнастику, обливался ледяной водой. Сам варил себе кофе, жарил яичницу с грудинкой, выпивал стакан кефиру. Ровно в девять подводил свой «Жигуленок» к крыльцу лаборатории и появлялся в ней с такой точностью, что по приходу шефа сотрудники могли проверять часы. В лаборатории, где сейчас велись изыскательские работы больших масштабов, были, конечно, и трудности, и переживания, и волнения, но и в эти часы инженер Мечетный внешне сохранял спокойствие и даже нагоняй давал своим сотрудникам тем же ровным или, как они сами определяли, «тусклым» голосом.

И вот он, славящийся и гордящийся своим хладнокровием, стоит в коридорчике тесной кабины и, прижимая к уху губчатый наушник, явно волнуется на глазах этого курносого паренька.

…Последние известия текут в наушниках в привычном ритме. Звучат знакомые фразы: «В Колонном зале Дома союзов состоялось… досрочно достроена и сдана в эксплуатацию… в результате предмайского соревнования на восемь дней раньше срока пущен агрегат самой большой в Европе… успешно закончили культивацию посевов зяби и дали обязательства…» Ага, вот! «Указом Президиума Верховного Совета…» Мечетный просто втискивает в щеку мягкий губчатый наушник и чувствует, что рука у него вспотела от волнения. «…За исключительное мужество и самоотверженность, проявленные при спасении школьников, начальник высокоширотной геологической партии Лихобаба Анна Алексеевна награждается…»

Лихобаба Анна Алексеевна. Мечетный протянул радисту наушники, рука его дрожала.

– Ну что, прослушали? – Курносый парень просто изнемогал от любопытства… – Что сказали-то? Хорошее? Плохое?

– Не знаю, – ответил Мечетный и направился к двери.

В полумраке салона можно было все-таки кое-что рассмотреть. Молодой парень в могучей бороде, который ухитрился перехрапеть звон моторов, сейчас проснулся и, разложив на откидном столике какие-то бумаги, старательно писал. Те трое, в брезентовых штурмовках, играли в карты. Тетки-колхозницы, что щелкали кедровые орешки, спали, закутавшись в свои клетчатые шали. Шахматисты все еще млели над доской. Спала и куколка-стюардесса, свернувшись, как котенок, в свободном кресле. Словом, комфортабельнейший самолет на этом дальнем рейсе теперь напоминал