Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

– Продолжайте. – Глаза госсекретаря впились в странного гостя.

– Я считаю, что для уничтожения монархии следует прежде всего взорвать централизованный государственный аппарат, – чеканил гость. – Я полагаю, что национальные меньшинства с заключенной в них бешеной революционной энергией послужат тем зажженным фитилем, который взорвет дряхлое строение Российской империи. Мы уже установили тесные контакты с украинскими, армянскими, грузинскими, польскими, финляндскими социалистами, борющимися за отделение от России. Победа революции, как и военная победа Германии, невозможна, если не разделить империю на несколько частей. Здесь особенно важна Украина. Вырвав ее из рук Москвы, мы подорвем все централизованное Российское государство. Мой план уничтожения монархии включает в себя, во-первых, финансовую поддержку всех партий, целью которых является социалистическая революция в России, а также всех национальных меньшинств, желающих добиться освобождения и независимости. Во-вторых, использование всех видов пораженческой и разоблачительной пропаганды против царского режима, организацию забастовок, митингов, стачек и саботажа. И, в-третьих, организацию самой широкой и беспощадной международной кампании в печати против монархии. Весь объединенный фронт европейского социализма будет направлен нами против царизма. Он должен рухнуть, и он рухнет. Вот в этой папке мой проект выведения России из войны путем революции. Здесь все определено и просчитано.

И Парвус положил на стол фон Ягова свой меморандум.

Фон Ягов открыл страницу наугад.

«Манипуляция общественным сознанием является важнейшим инструментом современной политики… Разрушить оборонное сознание русских… Отторжение Украины, Кавказа, Прибалтики… Организация массовой общероссийской забастовки как главное средство революционной борьбы… Взрывы железнодорожных мостов и дорог, которые парализуют снабжение больших городов… прервут подвоз войск и снаряжения к линии фронта… Организация восстаний в портовых городах (Одесса и Севастополь), на кораблестроительных верфях (Николаев), на нефтеперерабатывающих заводах (от Баку до Ростова)… Поджоги нефтяных депо…»

Чем дальше фон Ягов листал страницы меморандума, тем больше его охватывало изумление перед этим невозмутимо и безмолвно сидящим в кресле толстым человеком, начинавшим казаться ему инфернальным.

«Русские издания за рубежом и местные партийные газеты должны создавать настроение против царизма… Основной лозунг РСДРП – „Свержение правительства и скорейшее заключение мира… Долой царя! Миру – мир!..“. Организация побегов политических заключенных из Сибири и пересылка их в качестве революционных агитаторов в Петроград… Подстрекание антирусских настроений на Украине, в Финляндии и на Кавказе… Перед лицом наступившего хаоса царь будет вынужден отречься от престола, и его место займет то правительство, которое будет готово заключить мир с Германией…»

Фон Ягов захлопнул папку и с некоторым страхом посмотрел в холодные, по-прежнему недружелюбные глаза собеседника.

– Чего же вы хотите от меня, господин Гельфанд? – тихо спросил он.

– Революции не делаются без организации, финансового обеспечения и манипуляции общественным сознанием, – прямо ответил гость и замолчал.

Молчал и госсекретарь, внезапно онемев от столь ясного и недвусмысленного ответа. Наконец Парвусу надоело тупое молчание высокого чиновника, и он грубо сказал:

– Мне нужны деньги.

«Да, да, конечно, – думал фон Ягов. – Конечно, деньги… Естественно… Он либо сумасшедший, либо… гений. Но даже если и гений… даже и гению не по силам совершить то, о чем он тут так уверенно говорит». Он снова взглянул на Парвуса.

Тот сидел все так же, грузно, набычившись, и уверенно смотрел выпуклыми глазами на госсекретаря, ожидая ожидаемого ответа.

«Нет, это не сумасшедший… Но это же абсолютно невозможно!.. Государственный переворот? Еврейские социалисты у власти?.. Нет, это невозможно! Абсурд! Но… беспорядки? Революционные беспорядки в воюющей стране… ослабление ее военной мощи… внутренняя смута… способствующая нашей победе!.. Мы должны во что бы то ни стало вывести Россию из войны! И потому все средства…»

– Господин Гельфанд, я доложу министру о ваших предложениях и… пожеланиях. В ближайшее время вам сообщат о решении германского правительства.

Госсекретарь встал из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена.

Встал и Парвус. Не торопясь, с достоинством приподнимая свое грузное тело и слегка поклонившись, вышел из кабинета госсекретаря.

С марта пятнадцатого года Парвус стал главным советником германского правительства по осуществлению революции в России. Вскоре он получил от Министерства иностранных дел первую сумму в миллион марок.

А уже в августе социалисты всех мастей собрались в милом швейцарском городке Циммервальде и от имени своей конференции вынесли грозное осуждение империалистической войне и объявили борьбу за немедленный мир. Правда, Ленин настаивал на превращении империалистической войны в гражданскую, пользуясь такой удачей, как находящиеся под ружьем миллионы пролетариев, которых нужно заставить повернуть штыки в нужном направлении.

Европейские социалисты Ленина не поняли и предпочли на время войны остаться патриотами и поддержать свои национальные правительства. Зато отлично поняла наша общественность, и в том же августе в думе был образован Прогрессивный блок, целью которого стал государственный переворот под видом борьбы за победу и благо отечества.

8

В период катастрофы русской армии, когда не было ни снарядов, ни хорошо обученных пополнений, когда в первые месяцы войны пехотные полки потеряли почти всех кадровых офицеров и солдат, батальонами и ротами нередко командовали скороспелые прапорщики, не имеющие достаточной военной подготовки.

Как служил я в дворниках,

Звали меня Володя,

А теперь я прапорщик,

Ваше благородие.

(Эти прапорщики уходили на фронт тысячами, тысячами же они вскоре возвращались контуженными и ранеными.)

В самый тяжелый период Великой войны, когда внутренняя война набирала беспощадную борьбу с правительством (имея в виду царя), государь взял на себя крест Верховного главнокомандующего, казалось, уже безнадежно разбитой, утратившей дух армией, чтобы вдохнуть в нее новые силы и довести ее до победы.

Фронт и тыл оказались разделенными. Фронт жил своей смертоносной жизнью, храбро воюя и безропотно умирая, тыл – своей, нетерпеливо-жадной, воровато-разгульной, ядовито-подрывной.

* * *

Для Наденьки наступила золотая пора. Ее неугомонная натура нашла наконец широчайшее поле деятельности. Проводив мужа на фронт, она первым делом занялась благотворительностью. Нет, она не стала трудиться сестрой милосердия, как многие русские интеллигентные и даже титулованные женщины и девушки; не стала она и ежедневно гнуть спину в пошивочных мастерских, где те же доброволицы целыми днями, согнувшись над швейными машинками, строчили для воинов белье; она не вязала, как иные, теплые носки и фуфайки, не занималась изо дня в день рукоделием, не вышивала кисетов и не набивала их табаком.

Но она состояла членом всех благотворительных обществ и комитетов Москвы и руководила процессом. Она принимала участие во всех благотворительных спектаклях, вечерах и концертах, присутствовала на всех собраниях и банкетах и собирала пожертвования в честь раненых, или беженцев, или утративших кормильцев