Хладная рать - Анастасия Командор

мог. Только подчиниться старшей дружине, которая сейчас представляла высшую власть. Ведь он простой гридин. Искать мотивы чужих поступков, думать о том, что правильно, а что нет, и спорить со старшей дружиной — не его дело. Его дело молча выполнять приказы.

Лично для него приказов пока не было. Отец решил дать ему немного времени поразмыслить и прийти в себя. Так что Ратмир слонялся без дела по двору, слушал чужие разговоры и наблюдал.

Старшая дружина удивительно быстро взяла все под контроль. Советники с самого утра засели в княжьих хоромах и теперь гоняли холопов по поручениям, будто это были их холопы, раздавали приказы дружине и даже отправили нескольких гонцов. Куда — Ратмир не знал, но подумывал, что первым делом бояре захотят уведомить обо всем Далибора, а, может, и запросить у того поддержку. Многие боялись, что Мера захочет вернуть власть силой, а противостоять ей некому.

Из-за тех же опасений по всей крепостной стене начали размещать бочки со смолой и маслом, факелы и стрелы, которые можно будет поджечь. Совсем скоро поползли слухи, что Калинов Яр готовится отражать нападение нежити. Все были напуганы и растеряны, ведь только вчера праздновали победу над одним врагом, а сегодня уже объявился новый.

Хмурый, наполненный тревогами пасмурный день близился к такому же пасмурному вечеру — плохое время для тризны. Но ждать подходящего, солнечного дня никто не желал. Хотели как можно скорее сжечь тела покойных, чтобы колдунья не смогла обратить их упырями.

Старшая дружина все не расходилась, отца тревожить вопросами не хотелось, и Ратмир сам решил подготовить питье и еду от их семьи для стравы, в знак уважения к мертвым.

Он спустился в подклет отцовской избы, где хранились припасы. Здесь было темно — тусклого света, что проникал сквозь волоковые окна у самой земли, едва хватало, чтобы различить очертания многочисленных одинаковых сундуков, плетеных корзин, бочонков и туесов. Пол в подклете был земляной, плотно утоптанный, а потолок нависал низко, что приходилось сгибаться несмотря на то, что Ратмир, как и его отец, не отличался внушительным ростом.

Сам он уже долгое время жил в гриднице вместе с остальными, потому пришлось повозиться, выясняя содержимое неподписанных бочек. Из одной он выловил соленые грибы, из другой квашеную капусту, из третьей моченые яблоки. Но лучше всего на пиру по умершим расходится мед. Пока Ратмир искал нужную бочку, наверху раздался скрип двери, а следом — тяжёлые шаги нескольких пар ног. С потолка посыпалась труха, когда неизвестные прошли в трапезную, расположенную над подклетом.

Кого это отец привел в избу? Подозрительность заставила Ратмира насторожиться. Он затих и прислушался, испытывая одновременно и стыд, что поступает вот так, и болезненное желание узнать, что происходит.

Тихий стук посуды по дереву и скрипы лавок возвестили о том, что наверху двое расселись за столом. Затем раздался голос отца, не слишком громкий, и приходилось напрягать слух, чтобы разобрать речь:

— Сегодня уже весь город ненавидит Меру. Как ты это делаешь?

— В таком маленьком городке очень быстро разлетаются слухи, стоит лишь немного их подтолкнуть.

Второй голос также оказался знакомым: сухой, иногда скрипучий, властный. Он принадлежал боярину Возгарю.

Сердце Ратмира тревожно забилось чаще, а в голову закрались первые подозрения, которым он не желал пока верить.

Снова донесся голос Булата:

— Ну, как бы то ни было, своими поступками она сыграла нам на руку. Если бы ещё не вмешался ормарр так не вовремя… Но я даже предположить не мог, что Мера затащит его в постель.

Последние слова удивили Ратмира едва ли не больше, чем осознание, что отец замешан в чем-то нехорошем, но думать об этом времени не было. Ведь каждая новая услышанная фраза заставляла засевшую внутри тревогу разрастаться все больше и больше.

— Оба они сильно подпортили наши планы, и для всех было бы лучше увидеть их мертвыми, — буднично произнес Возгарь, будто говорил не о жизни своей княгини, а о плохой погоде. — Да и твой сын, честно говоря, не лучшим образом показал себя.

— Я ведь говорил уже, это потому, что они со Светозаром были хорошими друзьями, а как его не стало, вздумал беречь хотя бы его сестру. Но тут и часть моей вины есть. Ведь это я попросил его наладить отношения с Мерой. Не знал же, что так все обернется.

Ратмир помнил тот разговор. Тогда ему показалось, что отца искренне заботит оставшаяся в одиночестве Мера, с которой некому было поговорить, у которой не водилось подруг, и которую все вокруг побаивались. Но теперь… Он уже не знал, что думать. Гадкое чувство принесло осознание, что отец всего лишь использовал его в своих интересах.

— Ну, полно переживать о том, чего уже не исправить. Надо думать, как быть дальше, — заявил боярин, от самоуверенного тона которого возникло желание врезать тому по роже. Ратмир лишь бессильно скрипнул зубами и обратился в слух. — Через несколько дней созовем вече, а до того нужно позаботиться, чтобы все голоса знали, чего от них требуется. У тебя как у ближайшего соратника Велимира и так хорошая поддержка среди местных, да и остальные советники наверняка поддержат тебя, но все же я поговорю кое с кем, напомню, как важно оставаться едиными в такое неспокойное время.

— Не все советники согласны с тем, что происходит сейчас. И среди прочей дружины, наверно, найдутся сомневающиеся, как мой сын. Внешне-то он выразил покорность, но кто знает, что он ещё выкинет.

Кулаки сжались сами собой. Ратмир до последнего не желал верить. Пока оставалась вероятность, что он их неправильно понял, он надеялся на нее всеми силами, хоть и понимал уже, как это глупо. Но теперь не осталось больше вероятности, никакого недопонимания.

Они говорили о предательстве.

— Молодежь мыслит по-иному, не как мы с тобой, — продолжал тем временем Возгарь. — Он может и не понять, ради чего мы все это делаем. Так что пусть остаётся между нами. А остальные быстро встанут на твою сторону, когда мы объявим о том, что удалось уговорить великого князя не повышать сборы и не посылать воинов в следующий раз. Это ведь обещал тебе Далибор, когда просил сменить Велимира?

От неожиданности Ратмир позабыл обо всем, вскинул голову и ударился макушкой о доски. Голоса наверху резко затихли, и спустя несколько напряжённых мгновений послышалось приглушённое:

— Мы что, не одни?

— Это из кладовой. Наверно, сын. Я поговорю с ним.

Раздались звуки какой-то возни, шорох одежд и скрип. Так тихо, что приходилось угадывать смысл, Возгарь бросил напоследок:

— Уж будь