Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова

называлось Российским онкологическим научным центром им. Н.Н. Блохина, а теперь называется Национальный медицинский исследовательский центр онкологии имени Н.Н. Блохина. (Чиновники просто покоя не знают по части смены вывесок!)

В больнице им. П.П. Кащенко меня, как положено, заставили отработать две недели, а потом отпустили на все четыре стороны. Коллектив аптеки на прощание подарил мне изящный чайный сервиз фарфорового завода имени М.В. Ломоносова, сказав: «Не забывай нас!» А я забыла и не вспоминала почти тридцать лет! Понадобилось лекарство, которое, я точно знала, должно быть в этой аптеке. Сама когда-то его готовила. Позвонила, особо не надеясь, что кто-то из прежних коллег там ещё работает и меня помнит. Именно на одну из них и попала – контролера Нину Поликарповну.

– Нина Поликарповна, я – Лия, много лет назад работала в вашей аптеке. Вы меня помните?

– Лия?! Конечно, помню! Приезжай, для тебя сделаем всё, что нужно!

Я приехала. Все девочки, с которыми мы начинали работать, давно разошлись по разным местам. Из сотрудниц, работавших в 1965 году, в аптеке осталось трое. Меня встретили очень тепло:

– Лия, если бы ты знала, как часто мы потом вас всех вспоминали! При вас в аптеке была особая атмосфера: работалось легко. Вы были замечательными девчонками!

Что и говорить: приятно, когда тебя вспоминают добром.

Моя кочевая жизнь

До того как поселиться в общежитии, я поменяла несколько мест жительства. По окончании училища нам сначала давали не диплом, а справку о его окончании. С ней мы должны были устроиться на работу согласно распределению, отработать какое-то время, после чего нам уже выдавали диплом. Это делалось для того, чтобы мы, сразу получив диплом, не увильнули бы от распределения. У меня была временная прописка, и ясно, что с ней на работу бы не приняли. Стало быть, и диплома я бы не получила. Нужна была постоянная московская или подмосковная прописка, иначе два с половиной года учёбы псу под хвост. В студии меня заверили:

– Не волнуйся, выдадим тебя фиктивно замуж. Не впервой.

Выйти замуж означало прописаться на жилплощади мужа. Стали перебирать варианты. Сначала предложил себя в мужья Витя Сидоров, но воспротивилась его мать, с которой он жил в небольшой комнате в коммунальной квартире. Побоялась, что я могу оттяпать метры от их комнатёнки. Её можно было понять – всякое случалось! (Я уже писала о том, как опрометчивое замужество лишило Матрёнину соседку половины жилплощади.) Алик, младший брат Льва Потулова, тоже был согласен. Но Лев уже был фиктивно женат на Люде Томиной, а два фиктивных брака в семье – явный перебор. Вряд ли родители согласились бы. Предложил себя в фиктивные мужья Игорь Иванов, но у него с Сашей Ершовой был роман, они собирались пожениться, и понятно, что впереди у меня маячил скорый развод. Саша, кстати, не возражала против того, чтобы Игорь на время стал моим фиктивным мужем. Более того, варианты моего замужества мы обсуждали втроем – Саша, Игорь и я – на квартире у Ершовых. Оставался Юра Володин, который тоже настойчиво предлагал себя в мужья. Меня этот вариант устраивал меньше всего, потому что Юра более двух лет был в меня влюблён. У него был непростой характер, ревнивый, обидчивый. Когда ревновал, то смотрел на меня таким испепеляющим взглядом, что у меня мурашки по коже бежали. Соглашаясь на брак на условиях фиктивности, я понимала, что всё-таки даю Юре какую-то надежду на то, что со временем брак станет настоящим. Думаю, он надеялся. Наше бракосочетание было скромным, будничным, хотя оба мы волновались. Я опасалась, что Юра начнёт качать супружеские права. Мы пробыли в браке пять лет. Он меня иногда провожал, ревновал, но, к его чести, никогда не принуждал к исполнению супружеского долга. Так что Юре я благодарна всю жизнь!

Жизнь Юры никак нельзя было назвать лёгкой. Платил алименты на двух детей. Жил в коммуналке в одной комнате с матерью и сумасшедшим старшим братом, который после тяжёлого фронтового ранения и контузии тронулся умом, вообразив себя конструктором секретного оружия. У него была мания преследования. От воображаемых похитителей секретов он прятал портфель с бумагами, а в моменты обострения бросался на Юру с топором. Вызывали скорую психиатрическую помощь и на время помещали его в психиатрическую больницу. Позднее моя прописка в этой же комнате в какой-то степени способствовала получению однокомнатной квартиры для матери и брата, что значительно облегчило Юре жизнь, а мне – угрызения совести.

Я выписалась от Матрёны, прописалась постоянно у Володина и по распределению устроилась на работу в аптеку психиатрической больницы имени П.П. Кащенко, продолжая жить у тёти Моти. И спокойно жила ещё два месяца, пока её родственницу каким-то ветром ни занесло в ЖЭК. Там сотрудница поинтересовалась:

– Как там тётя Мотя, ведь её жиличка-то замуж вышла?

– ?!?!?!

Потрясённая родственница, знавшая, что я по-прежнему живу у Моти, принесла ей эту весть, та – Акилине, которая, найдя конверт с адресом моих родителей, сообщила им этот вопиющий факт. Родителям я ничего не писала о своих житейских проблемах и о том, как их собираюсь решать. Помочь они ничем не могли. Мой способ решения проблемы с пропиской они бы не одобрили. У них были свои устоявшиеся представления о замужестве, не совпадающие в данной ситуации с моими. Зачем было волновать их попусту? Собственно, о том, что квартира в курсе моего замужества, я поняла только из письма родителей, а по их реакции то, что Акилина, по-видимому, не поскупилась на краски, расписывая моё поведение. Я бросилась к ней:

– Какое ваше дело?! Зачем написали родителям? Что вы лезете в мою жизнь!

– Я твоим родителям обещала за тобой присматривать! Ты бог знает что вытворяешь, а мы молчи?! И правильно сделала, что написала! Пусть знают!

– Да уж, видно, такого понаписали, что родители с ума сходят!

– Ну хорошо, вышла ты замуж, а где муж? Где?

– Муж есть, но у него я пока жить не могу – условия не позволяют.

То ли по собственной глупости, то ли науськанная Акилиной, Матрёна объявила мне:

– Отдавай ключ от квартиры! Не хочу, чтобы мою дверь знали мужчины!

Какие