Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова

на столе в качестве закуски всегда была селёдка, прокрученная с луком, и чёрный хлеб. Водку должны были приносить гости. Приятелей, самых разных, было много. Одним из близких друзей Льва был парень по фамилии Мостенин, который пользовался у Льва большим авторитетом. Лев говорил, что он умнейший парень, окончил какой-то очень серьёзный вуз. Трезвым его никогда не видели – он был хроническим алкоголиком. Угрюмый и малосимпатичный тип. Я его голоса ни разу не слышала. У него был автомобиль «Москвич», что по тем временам было немало. За руль он садился исключительно пьяным, а иногда сильно пьяным, но времена были вегетарианские – за езду в пьяном виде наказаний не было, а в аварии он, как ни странно, не попадал. Однажды он подвозил куда-то нас со Львом. По дороге заехали к нему домой. Большая профессорская квартира (оба родителя – профессора), отдельный рабочий кабинет, где от пола до потолка вдоль стен стеллажи книг. Мостенин всё время что-нибудь отчебучивал, про него прямо-таки анекдоты ходили. Он пил-пил, и этому не видно было конца, как вдруг всех ошеломило известие: на радость родителям, Мостенин бросил пить и женился! Трезвая жизнь длилась недолго: он скоропостижно умер. Годы пьянства, видимо, не прошли даром, но друзья были уверены: его убила трезвость!

Среди приходящих в дом ребят были симпатичные, кое-кто из них пытался за мной ухаживать, а были и неприятные типы. Один из таких бывал довольно часто. По его словам, работал он на каком-то закрытом предприятии, производившем тончайшую и сложнейшую технику. В рабочее помещение они попадали, пройдя душ, перед которым оставляли свою обувь и одежду, вплоть до нижнего белья, а после которого переодевались в стерильную одежду, т. е. стерильность там была выше, чем в любой больничной операционной. Вот такие были предприятия в советские, ещё хрущёвские времена! И зарплата, думаю, там была приличная, но приятелю её явно не хватало, и он фарцевал. У него странно блестели глаза. Не исключено, что он был наркоманом. Фарцовка, т. е. скупка товаров у иностранцев и продажа нашим жаждущим заграничных тряпок гражданам, была делом небезопасным, уголовно наказуемым. Фарцовщиков время от времени отлавливали и наказывали. Кстати сказать, сам он имел непрезентабельный, какой-то поношенный вид. Мне тоже захотелось у него прикупить что-нибудь модное, какую-нибудь кофточку. Думала, он по-дружески сделает мне скидку. Не тут-то было! Он заломил заоблачную, неподъёмную для меня цену. Кажется, в конце концов его всё-таки прихватила милиция. Он исчез.

В квартире помимо Потуловых были и другие жильцы. Напротив комнат Потуловых была комната, в которой жили пожилая мать с дочерью лет тридцати, очень богомольные, всегда одетые в длинные чёрные юбки и чёрные кофты, на головах чёрные платки, по церковным праздникам – белые. Каждый день ходили в церковь, а по большим церковным праздникам пропадали там с утра до вечера, а в Пасху и на всю ночь. Прямо какие-то тайные монашки. Они были такие одинаковые, что было трудно отличить дочь от матери. Ни с кем в квартире они не общались. Из комнаты практически не выходили. Когда случалось, что двери их комнаты и ребят оказывались одновременно открытыми, Лев кричал мне:

– Закрой дверь! Видеть не могу этот крематорий!

Дальше по коридору была комната, в которой обитала вдовая пенсионерка. Ребята между собой называли её Тонечкой. Голову она повязывала крепдешиновой косынкой, из-под которой на лоб были выпущены две седые букольки. При ходьбе голову она клонила на бочок. Разговаривала, жеманясь. Её покойный муж был чиновником средней руки, и, видимо, по этой причине она определённо ощущала себя по социальному положению выше прочих жильцов. Общение с ними у неё было сведено к минимуму. Перед каждым большим праздником она отправлялась в Елисеевский магазин и покупала там каких-то птичек, которых в праздник жарила. На сковороде они были чуть больше грецких орехов.

– Что же тут есть? – недоумевала я.

– Вы ничего не понимаете, – с видом социального превосходства отвечала Тонечка.

И, наконец, две небольшие смежные комнаты занимала семья: муж Борис, жена Татьяна и их дочь Соня. Борис работал водителем автобуса. Бывший партизан и фронтовик, он иногда делился воспоминаниями своего боевого прошлого. Это были жёсткие рассказы, иногда с чёрным юмором. Борис вообще был с чувством юмора, с братьями Потуловыми дружил и нередко с ними выпивал. Татьяна, около сорока лет, пепельная блондинка, довольно привлекательная, с аппетитными формами, носила домашние халаты, из которых все её прелести выпирали. Можно сказать, ходила полуодетая. Как-то через открытую дверь я увидела их комнату и поразилась бедламу, который там царил. Дочка Соня училась в старших классах и по окончании школы сразу выскочила замуж. Татьяна дружила с Тамарой Николаевной, они часто между собой перетирали события своих личных жизней. В это время у Тамары Николаевны завязался роман, так что было о чём поговорить. Особый интерес Татьяна проявляла к жизни братьев Потуловых. Иногда утром, например в воскресенье, звонил телефон, который висел в коридоре. Трубку брала Татьяна. Если звали кого-нибудь из братьев, она, пролетев через мою комнату, не стучась, врывалась в комнату братьев, чтобы быть в курсе, кто там сегодня ночевал у Алика или Льва.

– Алик, тебя к телефону, – говорила Татьяна, поедая глазами девицу в койке и пытаясь определить, прежняя это пассия или новая. Алик орал, что стучаться надо, и посылал её матом. Татьяну мат не смущал, в следующий раз повторялось то же самое. У меня порой складывалась впечатление, что у Потуловых она проводила больше времени, чем в своих комнатах.

К безалаберной жизни семьи Тамара Николаевна относилась легко. Главное, чтобы ребята были накормлены. Я старалась помочь ей по дому: мыла грязную посуду, горы которой нередко заставала на кухне. Мыла полы. Иногда мне помогал Боб, который тоже часто бывал у Потуловых. Тамара Николаевна говорила:

– Лия, выходи замуж за Боба. Хороший, надёжный парень. За моих не надо. С ними намучаешься.

Я ни за кого из них замуж и не собиралась. Они ко мне относились как к сестре. Даже следили за моим моральным обликом. Однажды весной Володин, Боб и я были у Вероники в гостях. Её мама уехала то ли отдыхать, то ли в экспедицию, и Вероника наслаждалась свободой. Была суббота. За разговорами мы просидели у Вероники всю ночь. Утром Боб поехал со мной к Потуловым. Входим в квартиру, а там, в прихожей, висит на листе ватмана красиво нарисованное объявление о том, что состоится комсомольское собрание, на котором будет обсуждаться аморальный