Повесь луну. История Салли, которая берет судьбу в свои руки - Джаннетт Уоллс

– Надо как-нибудь перекрасить эту комнату.

– Надо, – тетушка запускает пальцы в мои влажные волосы. – Он тебя интересует?

– Кто, Роули? Нет.

Это ложь. Я вспоминаю, как смотрела на Эдди, настраивавшего пианино, как вибрировал его металлический камертон. Вот что я чувствую к Роули. Он заставляет мой камертон вибрировать. Пусть тетушка Фэй об этом догадывается, но никто не будет знать наверняка.

– А вообще кто-нибудь тебя интересует? – спрашивает она.

– Нет.

– А ведь не помешало бы. – Тетушка Фэй берет ножницы. – Ты же не хочешь прожить всю жизнь одна?

– Меня все устраивает как есть.

– Салли, – она отхватывает ножницами прядь моих волос, – ты считаешь, что можешь делать все сама, и у тебя чертовски здорово это получается, но с годами жизнь становится труднее – и тоскливее. Женщине лучше замужем.

Вот так и Мэри думала. И когда ей больше всего был нужен муж, он ее бросил. И Кэт тоже так думала и каждый раз, теряя очередного мужа, так торопилась снова выйти замуж, что не сильно присматривалась к мужчине, за которого выходила.

И мама так думала.

– То-то ты никогда замужем не была, – говорю я.

– Как я уже говорила тебе, мне делали предложения, но… – тетушка Фэй поджимает губы, – неподходящие мужчины. У меня был не такой широкий выбор. А у тебя, Салли, есть возможность принять хорошее решение.

– Я уже напринимала решений, о которых жалею, и в основном принимала их, когда отвечала на просьбы других. Теперь я никому не отвечаю. И не хочу, чтобы кто-то обо мне заботился. У мамы был тот, кто о ней заботился, и погляди, во что это вылилось.

– То была страшно запутанная история, то, что случилось с Энни. Одна сплошная путаница. – Тетушка собирает кончики моих волос в ладони. – Так достаточно коротко?

– Нет. Короче. А что именно тогда случилось?

Тетушка Фэй упрямо молчит.

– Мы никогда не разговаривали об этом, – добавляю я.

Я была в Большом Доме в ту ночь, когда погибла мама, но мне было три года, я была испугана и растеряна, и мои воспоминания о случившемся похожи на горстку разрозненных деталей головоломки, которые никак не хотят складываться друг с другом, не составляют одно целое. Я помню звуки разгневанных голосов, маминого и Герцога, потом был громкий резкий треск, а на следующий день мамы уже не было. С тех пор единственное, что я поняла из той жуткой сказки, которую рассказала мне Мэри, – это что Герцог убил маму. Но не сел в тюрьму. Никто из взрослых не желал это обсуждать, и я научилась не спрашивать.

– Мы никогда не разговаривали об этом, – повторяю я.

– Это неприятная история, – шепчет тетушка Фэй. – И некрасивая.

– Ни разу не разговаривали!

Ножницы быстро и резко щелкают рядом с моим ухом, и пряди волос падают мне на плечи и колени.

– Ты была такой малюткой, когда это случилось…

– Единственный раз, когда я собралась с духом, чтобы спросить об этом Герцога, он этак холодно глянул на меня и сказал: «Ее нет. Нечего об этом думать».

И, по правде говоря, я не очень-то желала знать. Я боялась этого ответа. Когда мамы не стало, у меня остался только Герцог, и я хотела верить, что он идеален.

– Никто не должен был упоминать об этом. Никогда. Когда ты приехала ко мне в Хэтфилд, ты ни разу за все время об этом не спросила. – Тетушка Фэй смотрит на мое отражение в зеркале. – Я решила, что ты хочешь забыть, оставить все это в прошлом.

– Я пыталась, но не смогла. Больше не могу.

– Золотко, бывают такие камни, под которые лучше не заглядывать.

– Я не хочу, но должна, тетушка Фэй! Я устала бояться ответа. Я сижу здесь, в кресле, которое когда-то было маминым, в комнате, которая когда-то была маминой, и ты твердишь о том, что мне надо бы выйти замуж, но никто не желает мне рассказать, что случилось в браке у моей собственной мамы! Так вот, теперь я спрашиваю. Что случилось на самом деле?

– Это долгая история…

– У нас полно времени.

Тетушка Фэй откладывает ножницы.

– Есть много такого, чего ты не знаешь, – и не только насчет того, что случилось с твоей мамой.

– Расскажи мне.

– Было кое-что. Кое-что неприличное, – она упирается взглядом в окно и заправляет локон тронутых сединой волос за ухо. – Между мной и Герцогом.

Кровь бросается мне в лицо. Мой папа и сестра моей мамы?! Я ей не верю. Я смотрю на тетушку Фэй, отражающуюся в зеркале. Кто-то как-то раз сказал мне, что когда тетушка Фэй была молода, она была достаточно красива, чтобы заставить порядочных мужчин выписывать поддельные чеки. Теперь послеполуденное солнце высвечивает тонкие морщинки вокруг ее глаз и рта, выгравированные на коже годами боли и обид. Она говорит правду.

– Это поэтому Герцог застрелил маму?

– О нет, милая! Я была раньше твоей мамы. – Тетушка Фэй отворачивается от окна и встает лицом ко мне. – Люди толкуют о том, что Энни увела Герцога у Белль, но, по правде говоря, она увела его и у меня.

Тетушка Фэй проводит расческой по моим влажным волосам и говорит:

– Знаешь, а ты права. Надо короче. Такие прически теперь во всех журналах. – Она вновь берется за ножницы. – И, полагаю я, пора тебе услышать всю историю.

Волосы сыплются мне на колени, пока тетушка Фэй продолжает сосредоточенно щелкать ножницами. Потом она начинает говорить.

– Белль Монтгомери была порядочной леди из порядочной старой плантаторской семьи. На таких посмотришь – и сразу видна респектабельность. То, что называют «старыми деньгами». Но Монтгомери вложили все свои деньги до последнего гроша в облигации Конфедерации – верили, что война продлится всего месяц или около того, – и к тому времени, как она наконец завершилась, эти облигации годились разве что только дом оклеивать. Монтгомери полностью разорились. Эти старые виргинские семьи всегда смотрели на Кинкейдов свысока, называли их выскочками, но когда брат Герцога Артур принялся ухаживать за Белль, его ухаживания приняли. Полковник закатил самую роскошную свадьбу, какую только видел этот округ. Во время медового месяца Артур прыгнул в озеро, чтобы достать маленькую парижскую шляпку Белль, которую ветер сорвал с ее головы и бросил в воду. Ударился головой о камень и умер, не приходя в сознание.

Помолчав, тетушка Фэй продолжает:

– Артур всегда был любимчиком Полковника. По правде говоря, он был всеобщим любимчиком. Такой красивый и сильный, и все ему легко давалось.