Государь Федор Иванович - Дмитрий Михайлович Володихин

роскоши[345]. Но и в России королеву ожидала не лучшая судьба. Ее постригли вместе с дочерью в монахини. А инокине уже не взойти на престол ни при каких обстоятельствах… Она жила безбедно (хотя и желала большего), среди прочих инокинь подмосковного Пососенского монастыря — близ Троице-Сергиевой обители[346]. Дочь ее недолго оставалась в живых после приезда в Россию; она умерла, возможно, насильственной смертью. Держатель Тверского княжения и бывший правитель всей России в течение года, крещеный чингизид Семион Бекбулатович[347] также мог рассматриваться русской знатью как отличный кандидат на роль царя-марионетки; его лишили обширных владений на Тверской земле и отправили в село Кушалино. Таким образом, он скатился к статусу хотя и очень знатного, но совершенно безвластного человека. Столь же виртуозно и… негромко Борис Федорович станет убирать со своей дороги неприятелей, когда станет государем московским. Без какого-либо социального взрыва исчезли из московской жизни Романовы-Юрьевы, князья Черкасский, Сицкий… Притом чаще всего, не имея прямой необходимости убивать, Борис Федорович оставляет противнику жизнь, лишь отобрав у него средства для продолжения борьбы.

Напоминает ли инцидент в Угличе хоть сколько-нибудь эту расчетливую, «шахматную» рациональность? Убийство среди бела дня, при свидетелях, мятежное буйство, скандал… Притом не все Годуновы готовы были поддержать тогда «семейное дело», а представители некоторых родов — Клементьевы-Чепчуговы, Загряжские — прямо отказались мараться душегубством, когда их пытались использовать для злого дела в Угличе[348]. Убийцы не успели еще приступить к своей работе, а заговор уже получил огласку. «Хорошо сделана» только работа следственной комиссии. Врагу Годуновых князю В. И. Шуйскому дали поработать на благо Годуновых и его именем скрепили версию, подтверждающую непричастность Бориса Федоровича к убийству. Жутковато, аморально, но с точки зрения «большой игры» — красиво. Все остальное в большей степени напоминает «уголовную разборку», пользуясь терминологией нашего времени, чем заранее спланированное политическое убийство, результаты которого просчитаны на несколько шагов вперед. А потом является следственная комиссия, собранная усилиями Бориса Федоровича, и в какой-то степени выправляет «корявины» де́ла…

Это наводит на мысль о том, что инициатором убийства был не Борис Федорович лично, а кто-то из его родственников или приближенных, ретивый не по уму[349]. Притом человек, которого сам Б. Ф. Годунов непременно простил бы за самоуправство, за жестокий план, реализованный у него за спиной. Например, его дядя, Дмитрий Иванович Годунов. Он, во-первых, обеспечил восхождение Бориса Федоровича, помог ему оказаться у кормила власти. Во-вторых, сам играл весьма значительную роль в правящем круге. Наконец, в-третьих, все-таки дядя — родная кровь… Он мог начать действовать по собственному плану, не ожидая угрозы со стороны племянника. Дядя сделал дело — страшно, безнравственно, глупо. Племянник, хоть и жестокий интриган, а все же умный, государственный человек, исправил дядины «труды», насколько мог. Он понимал дядю — или кто еще мог быть организатором убийства — и сам бы, вероятно, предпринял какие-то действия в том же направлении, только аккуратнее, тише… А может быть, не предпринял бы, убоявшись Бога. Остается гадать. Но, так или иначе, бродя по кровавым следам, оставленным родней в Угличе, Борис Федорович замарался так, что репутация злодея прикрепилась к нему бесповоротно.

Быть причастным к умерщвлению маленького мальчика, какой бы политикой ни оправдывалось это действие, — великий, страшный, губительный грех. Даже если великий государственный муж, каким являлся Борис Годунов, не отдавал приказа убить царевича, одни его усилия укрыть истину, казнить правдолюбцев, защитить преступную родню — уже глубоко греховны. А если все-таки именно он затеял уничтожить Дмитрия, что ж, величайшие заслуги Бориса Федоровича перед российской государственностью и русским народом не перевешивают подобного преступления.

Возможно, угличская трагедия свыше дарована России, чтобы поколение за поколением, вникая в ее смысл, избавлялись от шелухи политических соображений и задумывались о страшном грехе убийства… Возможно, Господь послал нашему народу притчу о том, к чему ведет нарушение заповеди «Не убий!». Один мальчик, погибший при загадочных обстоятельствах, — и великая Смута, вытекшая из этого малого источника, чтобы погубить миллионы христиан… А злополучный Борис Федорович стал Божьим инструментом воспитания. Иваном Грозным отучали православный народ России от своевольства и гордыни, а Борисом Годуновым — от жажды власти и склонности к душегубству. Они, быть может, сыграли роль резцов в деснице Господней, устроителей нашей земли в отрицательном смысле: так поступать нельзя! Благодатен опыт отказа от пороков, а не следования им. Вся история царевича Дмитрия и рода Годуновых была, вероятно, одним словом Бога, произнесенным специально для нашей страны.

Что же царь Федор Иванович? Убит его младший брат. Страна полнится слухами о причастности Годуновых к его смерти. Люди, служащие в составе «Государева двора», говорят о том же самом. Некоторых подбивали участвовать в душегубстве…

А государь не лишает близости к престолу человека, которого столь многие считают главным виновником угличской трагедии. В источниках, близких по времени к «делу царевича Дмитрия», нет свидетельств о какой-либо немилости, выраженной Федором Ивановичем по отношению к Борису Годунову. Ни казни, ни опалы, ни злого слова. Смиренная тишина. В чем причина? Ужели столь слаб царь, столь безволен или даже столь глуп, чтобы спустить Годуновым такое преступление или просто не увидеть их виновности?

Ответ на эти вопросы не так прост, как может показаться. Нет ничего простого, ничего очевидного в отношении царя к Годуновым после смерти царевича.

Прежде всего, Федор Иванович переживает страшное время. Печаль сокрушает его. Он бездетен. Родители его давно в гробу. Один брат ушел из жизни давным-давно, другой же недавно лег в могилу… Теперь — никого родного в целом свете, кроме супруги Ирины. И вот приходят разные люди, укоряя родню единственного близкого человека в страшных грехах.

Верить не хочется…

И никаких душевных сил самому заняться расследованием.

«Когда это известие[350] пришло в Москву, — пишет Исаак Масса, — сильное смущение овладело и народом, и придворными, и царь был в таком испуге, что желал смерти; его утешали, как только могли (курсив мой. — Д. В.); царица также была глубоко огорчена и желала удалиться в монастырь, ибо подозревала, что убийство совершилось по наущению ее брата, жаждавшего управлять царством и владеть короною; но она молчала и все, что слышала, таила в сердце, никому ничего не сообщая»[351]. Царь, сломленный горем, желавший окончить свой путь земной после такого удара, размышляет отнюдь не об отмщении. Он просто не находит себе места от душевных терзаний. Господь через него, как думали тогда многие, давал защиту всей Русской земле. Но сам Федор Иванович в делах личных, семейных подвергался страшным бедам.

И его