Голос Вессема. Радиомолчание - Теа Сандет

— Э-э…

— Твоя задача — найти каждого из модификантов и показать на карте, — Карим положил передо мной довольно подробную карту базы, — где именно он находится. Но при этом не подключаясь к ним и не глядя их глазами. Мне пришло это в голову, когда ты сказала, что подсказывала Керефову, где находится Ленц.

— Я ему просто направление подсказывала, — пробормотала я.

— Да, я знаю. Чтобы было проще, у тебя будут контрольные точки. Твой брат останется здесь, а Керефов, — Детлеф повернулся к нему, выражая готовность выполнить приказ, — пойдет вот сюда, к южной границе. Все, кого ты ищешь, будут между ними. Постарайся оценить расстояние, посмотрим, что выйдет.

Он достал из шкафа уже заряженный инъектор, и я подставила руку. Тренировка — это хорошо. Это, по крайней мере, понятно. И задача интересная. Это как игра. Как будто я правда младшая сестра Карима, и мне лет девять. Можно просто закрыть глаза, искать маячки в зеленоватом сумраке, ставить крестики на карте и ни о чем не думать. Ни об Аре. Ни об Амелии Лукаш. Ни о Ди.

***

Когда я очнулась, Коди уже ушел. Через зеленую воду я чувствовала его прикосновение — он попрощался прежде, чем уйти. А мне нужно было еще полчаса, чтобы прийти в себя.

Интересно, как хорошо я справилась с заданием? Надо будет спросить у Карима, получилось или нет.

Я подняла голову — Карим сидел за столом в наушниках, смотрел какое-то видео. Обстановка на экране была уж больно знакомая. Я кое-как встала с кресла и приблизилась — так и есть, он смотрел запись заседания комиссии, которая решала судьбу Аре. Вот уж не думала, что у него есть доступ.

Прямо сейчас выступал какой-то незнакомый мне человек. Я согнулась как вопросительный знак, пытаясь разобрать движения губ на экране, но ничего не выходило. Тогда я похлопала Карима по плечу, и он едва не подскочил.

— Реталин!

— Это запись с заседания комиссии? Можно мне тоже посмотреть?

Карим выключил экран.

— Прости, — сказал он. — Без специального разрешения нельзя.

— С меня же сняли подозрения, — я изобразила обиду. — Я же сама на этом заседании была, почему мне нельзя посмотреть, что говорили другие?

— Это не мое решение.

— Это потому, что я из Гетто, да? Из Чарны-Технической? Ко мне всегда относились, будто я второго сорта, но я думала, что здесь, если я буду стараться, все изменится.

Карим выглядел заметно расстроенным.

— Но я никогда не буду достойна доверия, да? Я могу тут убиться, могу свои мозги наизнанку вывернуть, все делать, что мне приказывают, но меня все равно всегда будут в чем-то подозревать!

— Реталин, я не могу дать тебе запись, — мягко сказал Карим. — Пойми, у меня есть доступ лишь потому, что я составляю план тренировок, полковник Валлерт решил — вдруг там окажется что-то важное, что может повлиять на нашу работу? Но показывать запись кому угодно, даже тебе…

Я отвернулась.

— Почему для тебя это так важно?

— Потому что это касается меня! Моей работы! Я была там, когда Аре стреляла, если бы я в этот момент была в голове Рейниса — мы бы с вами вообще сейчас не разговаривали.

— Не преувеличивай.

— Я не преувеличиваю, вы это знаете. Меня эмоциональным откатом чуть не вынесло, я едва пришла в себя. Ну пожалуйста! Мне очень надо знать, почему Аре это сделала!

Карим опустил взгляд.

— Послушай, если хочешь, я спрошу полковника, когда он будет на базе. Может быть, он даст разрешение. Но это все, что я могу для тебя сделать.

Мда, не прокатило.

— Спросите капитана Северин. Может, она разрешит нам с Эрикой посмотреть. Вдруг там правда что-то важное. В конце концов, мы с ней обе просмотрели террористку в наших рядах. Такого не должно повториться.

Прости меня, Аре. Но тебе уже все равно не помочь. А у меня тут брат.

***

И этот брат поймал меня на выходе из желтой зоны.

«Что это за фигня была с фотографией?» — спросил он меня, едва увидев.

Я порадовалась, что он догадался говорить жестами, а не вслух. И что наша привычка прикрывать друг друга и сначала поддерживать любое вранье, как бы нелепо оно не звучало, а потом уже задавать вопросы, никуда не делась.

«Я видела ее снимок в лаборатории В-е-с-с-е-м-а, — произнесла я по буквам. — Только там ее звали А-м-е-л-и-я Л-у-к-а-ш».

«Ты ошиблась, — помотал головой Коди. — Это не могла быть она».

«Не ошиблась. Она после войны работала на Ф-о-г-а-р-а-ш-и. Пыталась сделать Измененных, которые бы все понимали и сами себя контролировали. Мы нашли доказательства».

Коди с сомнением покачал головой. Потом о чем-то задумался, и я готова была поклясться, что он вспоминает то, что я случайно показала ему однажды — подвал, тоннель, изуродованные, сгоревшие тела, маленькая золотистая пластинка…

«Это было сто лет назад, — сказал он наконец. — Никому не говори об этом».

Я кивнула. Конечно. Смысл теперь говорить?

— Феникс Фогараши — великий человек, — добавил Коди вслух. — Он остановил Галаша, даже несмотря на Измененных, объединил республики, создал Церу. И заставил всех подписать соглашение об ограничениях.

Я снова кивнула:

— Манифест Феникса, я помню.

— Даже если он иногда ошибался — какая разница?

Я могла бы сказать, что надеть футболку наизнанку — это ошибка. Взять случайно чужой комм — это ошибка. А протащить закон о трансгуманизме и тем временем самому втихую конструировать Измененных, создав новую личность для Эвы Катоны, — это не ошибка, это как-то иначе называется. Но, во-первых, у Фогараши все равно ничего не вышло. А во-вторых, Коди прав, это было сто лет назад, а за Возрождением Нации мы до сих пор разгребаем. Не стоит добавлять сюда еще и Фогараши. Лежат эти Измененные в Вессеме — и пусть лежат.

Может, через несколько лет, когда мы с Коди тут окончательно приживемся, получим какие-нибудь звания и авторитет, я снова вспомню про Вессем. И подниму вопрос о том, что хорошо бы его уничтожить. Может, меня послушают. Или полковник Валлерт — Петер же говорил, что он хотел уничтожить лабораторию, но не вышло — полковник Валлерт снова решит туда наведаться, и я смогу в этом поучаствовать. Не обязательно при этом всем сообщать, что лаборатория принадлежала Альянсу Свободы.

А сейчас мне стоит побыстрее переодеться в спортивную форму и бежать на тренировку к Хольту. Десять километров перед сном — то, что надо, чтобы не думать о глупостях.

***

Не