Время бросать камни - Виктор Александрович Стариков

— Разве в том суть? — говорил он. — Важны типы, верные действительности, мысли героев, мотивы их поведения. Соответствует ли написанное тому, что нам приходится наблюдать в обществе? Отражена ли правда?

Мамину казалось, что роман, которому отдано столько сил, недопонят читателями, мысли, дорогие ему, не произвели должного брожения в умах, на которое он надеялся. Обижало и задевало молчание больших журналов, вообще всей прессы. Ни одного отклика. Словно сговорились. О рассказах, очерках писали, романа не заметили? Сколько шуму поднимается по поводу пустых пухлых романов, елейно-сладостных повестей из аристократической и «народной» жизни! Дело тут, конечно же, не в лености и нелюбопытстве современной критики. Не по зубам ей такие острые куски жизни…

Спасибо, что Николай Федотович Бажин, много способствовавший установлению добрых отношений с журналом «Дело», несколько подбодрил своим письмом. Многим роман понравился, сообщал он в письме Мамину, в том числе и такому строгому читателю, как Глеб Иванович Успенский. В разговоре с Бажиным он так выразился о романе «Приваловские миллионы»: в нем «все типы». Приятна похвала из уст большого писателя.

Огорчения сглаживались дружескими вестями из далекого Петербурга.

Много значит ободряющее слово! Оно прибавляет уверенности в силах, утверждает истинность выбранного пути, значительность авторских замыслов.

Оно произнесено самим Салтыковым-Щедриным уже в третий раз. Впервые он одобрительно отозвался о «Золотухе». И Мамин только после признания его в «Отечественных записках» уверенно подумал о себе, как о литераторе. Потом последовали письма о «Бойцах». Теперь одобрительное слово прозвучало и о романе «Горное гнездо», писавшемся под влиянием воодушевляющих отношений с Салтыковым на едином дыхании. В этих трех больших произведениях для «Отечественных записок», самого влиятельного, в понимании Мамина, журнала России, он, полностью этого не осознавая, поднимался, как художник, по круто устремленной вверх лестнице, со все большей свободой и дерзостью мысли вглядываясь в окружающую его на Урале русскую действительность.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин стал в его жизни тем человеком, который оказал ему не только решительную поддержку в писательском деле, но и первый проявил к нему повышенный интерес. Во втором или третьем письме редактор «Отечественных записок» попросил Мамина сообщить о себе хоть кратенько: о возрасте, социальном положении. Взыскательная Марья Якимовна дважды браковала жизнеописание, которое сочинил о себе Дмитрий Наркисович, утвердив лишь третью редакцию ответного письма.

После возвращения из Москвы в Екатеринбург Мамин, целиком отдавшись литературной работе, неуемно и страстно, стараясь и дня не потерять, с особенной силой почувствовал ту пропасть, что разделяет столицу и глухую уездную провинцию. Отсутствие единомышленников, хоть малого круга людей, причастных к литературе, журналистике, ничем нельзя было восполнить. Все сильнее он ощущал свое одиночество.

Даже в кружке, казалось, близких людей, который продолжал собираться в доме Марьи Якимовны, правда, в эту зиму менее часто, чем раньше, лишь с сочувствием, — но не более, — следили за литературными делами Дмитрия Наркисовича. Всего того, что волновало писателя, близко к сердцу не принимали. Конечно, вперемежку с разговорами о городских новостях, политической жизни на Западе касались и долетавших столичных литературных известий. Могли понегодовать на русскую «азиатчину», «грубость» народных нравов, отставание в научных и технических достижениях, застой в общественной жизни. Но не более. Действительность они принимали спокойнее Дмитрия Наркисовича. Все же служилые люди, уже в некоторых чинах, хотя пока и не очень больших, но с перспективой. Они старались добросовестно выполнять служебные обязанности, жить без большого разлада с начальством. Редкую горячность, которая вдруг прорывалась у Дмитрия Наркисовича, встречали с некоторым удивлением: стоит ли так волноваться?

Не волноваться? Книжка журнала «Отечественные записки», где была напечатана «Золотуха», открывалась грозным предупреждением министра внутренних дел графа Д. А. Толстого.

«Принимая в соображение, — говорилось в нем, — что журнал «Отечественные записки» обнаруживает вредное направление, предавая осмеянию и стараясь выставить в ненавистном свете существующий общественный, гражданский и экономический строй как у нас, так и в других европейских государствах, что наряду с этим не скрывает он своих симпатий к крайним социалистическим доктринам и что, между прочим, в книжке за январь текущего года помещена статья за подписью Н. Николадзе, содержащая восхваление одного из французских коммунаров, министр внутренних дел… определил: объявить журналу «Отечественные записки» второе предостережение в лице издателя статского советника Андрея Краевского и редактора действительного статского советника Михаила Салтыкова».

Дмитрий Наркисович, всегда сдержанный в оценке своих произведений, лишь Марье Якимовне признался в своей тревоге.

— Этак «Золотуху» и «Бойцов» легко можно подвести под разряд произведений вредного направления. А «Горное гнездо» и тем вернее. Но не будем устрашаться, а наоборот — с теми же силами продолжать дело.

Трудное время… Царствование Александра III началось с жестокой публичной казни народовольцев. Верным наставником монарха стал мракобес и фанатик самодержавия обер-прокурор Синода Победоносцев, на долгие годы наложивший тяжелую руку на духовную жизнь русского народа, вступивший в беспощадную борьбу со всеми стремлениями общества к свободе и самостоятельности. Популярный писатель П. Д. Боборыкин эти годы определил двумя выразительными емкими словами — «политические сумерки».

О Салтыкове-Щедрине в эту пору ходили самые тревожные слухи. Еще в начале года Владимир писал из Москвы, что Щедрина якобы сослали по одним известиям в Пермь, по другим — в Тверь.

«Если в Пермь, так это вам должно быть известно. С каждым днем слышишь самые пакостные вещи. Говорят, что с «Отечественными записками» хотят сыграть очень скверную штуку и последняя книжка еще не вышла. Щедрин послал Льву Толстому, который живет здесь, письмо и в нем подписался — «бывший литератор».

В другом письме Владимир сообщал о новых слухах, по которым Щедрин вроде получил отсрочку с высылкой, но с первым пароходом все же будет отправлен в Пермь. Высланы из Петербурга Михайловский и Шелгунов. Это уж достоверно, а не слухи.

«По этому поводу петербургские литераторы хотели подавать петицию правительству в том смысле, чтобы Михайловского и Шелгунова воротили назад. Но петиция якобы была составлена в таком униженном духе, что Щедрин и другие патриархи отказались подписать. Известный поэт Минаев сослан за политическую остроту насчет коронации: дело было в каком-то собрании».

Что же, значит, надо особо дорожить внимательным отношением к нему редактора «Отечественных записок» в такую тяжелую для того пору. И как только представится возможность, непременно встретиться с ним.

Свой второй крупный уральский роман «Горное гнездо» Мамин начал писать, одновременно завершая последние главы «Приваловских миллионов».

Первые главы возникли еще в 1878 году в ту пору, когда, покинув Нижнюю Салду, окончательно обосновался с Марьей Якимовной в Екатеринбурге. Начал под свежими и яркими впечатлениями от знакомства с