Рожденные в черноте. Африка, африканцы и становление современного мира, 1471 год — Вторая мировая война - Howard W. French

по своему политическому составу. В отличие от Невольничьего и Золотого берегов, европейцы не пытались создать в этом регионе крепости или даже постоянные торговые базы. Регион также поставлял большое количество невольников для торговли, несмотря на резко негативное отношение европейских рабовладельцев к его жителям, о чем будет сказано ниже. Это следует рассматривать как отражение растущего спроса в Америке на подневольных африканцев в XVIII веке. И наконец, в бизнесе, где предпочтение отдавалось мужчинам, этот регион также выделялся тем, чтонеобычайно большое количество рабынь-женщин продавал . По мере того как он отправлял все больше и больше женщин в Вест-Индию и Виргинию, он превзошел Золотой Берег по объему и почти приблизился к уровню экспорта Невольничьего Берега.

Негативное отношение к Биафре и ее жителям было обусловлено, во-первых, очень высокой смертностью, связанной с этим регионом, которая распространялась как на европейцев, приезжавших в эти края для покупки рабов, так и на купленных ими людей. * Последние умирали с частотой более 18 процентов, по сравнению с 10,8 процента , умерших после доставки на корабль для Африки в целом. Среди торговцев и владельцев плантаций сложились грубые расистские стереотипы о предполагаемых этнических характеристиках жителей каждого региона, где производилось большое количество рабов. В XVII веке на Барбадосе рабов с залива Биафра презрительно называли " supernumerary Negroes ", что означало "излишки" или "дно бочки". Белые, приезжавшие в этот регион для торговли людьми, объясняли высокую смертность как свою, так и африканцев в Биафре якобы распространенным там плохим воздухом, а также более длительным временем пути до рынков Нового Света, что приводило к более высокой смертности как экипажей кораблей, так и рабов, которыми они торговали. Однако был и другой фактор, а именно необычайно высокий по меркам торговли уровень самоубийств.

Рыночные предрассудки, с которыми рабовладельцы и владельцы плантаций сталкивались в отношении игбо, будь то на невольничьих рынках Биафранского побережья или Нового Света, заключались в том, что они были невысокого роста и, как говорится в одном из рассказов, "маленькие, стройные, слабые и склонны к желтоватому цвету кожи". Это говорило против них в то время, когда чернокожесть рабов традиционно считалась признаком силы и выносливости. Отражая сильно преобладающее мнение, другой рассказ гласил, что игбо были "самоубийственно унылы", особенно мужчины игбо, которые были известны тем, что отказывались от еды на борту работорговых кораблей. В то же время женщины игбо, как говорят, были необычайно склонны к бегству, как поодиночке, так и группами. Один из самых ранних сохранившихся рассказов о предполагаемой склонности к самоубийству принадлежит самому пленному игбо, Олауде Экиано, автору, пожалуй, самого известного из письменных рассказов, оставленных бывшими рабами. Сначала Экиано описывает свой переход по суше после похищения в родной деревне в середине 1750-х годов в возрасте одиннадцати лет, путешествуя по территориям, населенным различными "нациями и людьми" на территории, которая сейчас является юго-восточной Нигерии. Затем, вскоре после посадки на невольничий корабль, направлявшийся на Барбадос, он пишет:

Однажды, когда у нас было гладкое море и умеренный ветер, двое моих измученных соотечественников, прикованных друг к другу (я был рядом с ними в это время), предпочтя смерть такому бедственному существованию, каким-то образом пробрались сквозь сетки и прыгнули в море: тут же их примеру последовал и еще один совершенно удрученный парень, которого по причине его болезни выпустили из кандалов, и я думаю, что многие другие очень скоро сделали бы то же самое, если бы им не помешала команда корабля, которая была мгновенно поднята по тревоге.

Считается, что исчезновение рабов игбо, будь то в результате самоубийства или побега, способствовало распространению в Новом Свете веры в то, что некоторые рабы могут волшебным образом улететь обратно в Африку. В своей классической книге "Обмен знаками нашей страны: The Transformation of African Identities in the Colonial and Antebellum South" историк Майкл А. Гомес интерпретирует это поведение в связи с глубокой религиозной верой игбо в реинкарнацию. Это, в свою очередь, способствовало распространенной на Барбадосе и Гаити до Луизианы ужасной форме государственного терроризма - обезглавливанию непокорных рабов , чтобы отучить общину рабов, из которой они происходили, от мысли о возвращении в целости и сохранности к месту своего происхождения после смерти.

Обсуждение высокого уровня самоубийств среди невольников, продававшихся в Биафре, важно для гораздо более важного момента: понимания более широкого влияния сопротивления африканцев на общий объем американской работорговли. Европейцы покупали биафранцев в огромных количествах, несмотря на глубокое и повсеместное предубеждение против них, и несмотря на высокое соотношение женщин и мужчин. В XVIII веке, когда бум на сахарных плантациях был наиболее интенсивным, это, как пишет историк работорговли и ранней современной Африки Г. Уго Нвокеджи, было демонстрацией " постоянно растущей потребности [которая] не оставляла плантаторам иного выбора, кроме как брать невольников отовсюду, где их можно было найти". Для некоторых может быть заманчиво рассматривать самоубийство как акт капитуляции или простое самоуничтожение. Однако при ближайшем рассмотрении становится ясно, что это была жизненно важная форма демонстративного отказа. Репутация больших потерь от самоубийств среди невольников из залива Биафра по-своему обескураживала торговцев, как и столь же распространенная репутация рабов из региона Сенегамбии, склонных к бунтам и мятежам как на суше, так и на море.

О чем бы ни шла речь - о самоубийстве или восстании, - подобные репутации заставляют нас задуматься о контрфакте. Мы должны предположить, что на уровне местных элит, которые наживались на работорговле, сопротивление африканцев порабощению было почти повсеместным, хотя и принимало различные формы и проявлялось с разной интенсивностью в разных местах. Как же развивалась бы американская работорговля, если бы не было самоубийств, восстаний или другого сопротивления? Один из ведущих историков рабства, Дэвид Элтис, например, предложил свой ответ:

В период с 1700 по 1800 год из Африки было вывезено 5,5 миллиона африканцев. В отсутствие сопротивления эта цифра была бы на 9 % больше. Таким образом, только в XVIII веке благодаря сопротивлению полмиллиона африканцев избежали плантаций в Америке (а европейские потребители были вынуждены платить более высокие цены за продукцию плантаций). По сути, африканцы, погибшие при сопротивлении работорговцев, а также те, кто сопротивлялся безуспешно, но выжил, чтобы работать на плантациях Америки, спасли других от среднего пути.

В других своих работах Элтис подчеркивает, что, помимо отдельных актов восстания и бунта, работорговля всегда была сильно опосредована отношениями между европейскими державами и их торговцами, а также африканскими правителями и элитой. Все стороны в каждый момент времени были вынуждены взвешивать сложный набор факторов.