Мадджхима Никая - Сиддхартха Гаутама

чувство возникает в необученном заурядном человеке. Когда его касается приятное чувство, его охватывает страсть к удовольствию, и он покорён тем, что охвачен страстью к удовольствию. [Затем] его приятное чувство прекращается. С прекращением приятного чувства возникает болезненное чувство. Когда его касается болезненное чувство, он печалится, горюет и плачет, бьёт себя в груди, становится обезумевшим. Когда это приятное чувство возникло в нём, оно наводнило его ум и осталось там из-за его неразвитости в теле. Когда это болезненное чувство возникло в нём, оно наводнило его ум и осталось там из-за его неразвитости в уме. Вот как человек неразвит в теле и неразвит в уме.

И каким образом человек развит в теле и развит в уме? Вот приятное чувство возникает в хорошо обученном ученике Благородных. Когда его касается приятное чувство, он не охвачен страстью к удовольствию, он не покорён тем, что охвачен страстью к удовольствию. [Затем] его приятное чувство прекращается. С прекращением приятного чувства возникает болезненное чувство. Когда его касается болезненное чувство, он не печалится, не горюет и не плачет, не бьёт себя в груди, не становится обезумевшим. Когда это приятное чувство возникло в нём, оно не наводнило его ум и не осталось там из-за его развитости в теле. Когда это болезненное чувство возникло в нём, оно не наводнило его ум и не осталось там из-за его развитости в уме. Вот каким образом человек развит в теле и развит в уме».

«Я уверен в Мастере Готаме в плане того, что Мастер Готама развит в теле и развит в уме».

«Что ж, Аггивессана, ты, конечно же, груб и дерзок в своих словах, но, тем не менее, я отвечу тебе{185}. С тех пор, как я обрил волосы и бороду, надел жёлтые одежды и оставил жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной, у возникшего приятного чувства не было возможности наводнить мой ум и остаться в нём, и у возникшего болезненного чувства [также не было возможности] наводнить мой ум и остаться в нём».

«Но, наверное, в Мастере Готаме никогда не возникало такое приятное чувство, что, возникнув, наводнило бы его ум и осталось пребывать там. Наверное, в Мастере Готаме никогда не возникало такое болезненное чувство, что, возникнув, наводнило бы его ум и осталось пребывать там».{186}

«Почему же не возникало, Аггивессана? Перед моим Пробуждением, когда я всё ещё был непробуждённым бодхисаттой, такая мысль пришла ко мне: «Жизнь домохозяина — ограниченный и пыльный путь. Бездомная жизнь подобна бескрайним просторам. Живя домохозяйской жизнью, трудно практиковать святую жизнь, которая была бы идеальной и чистой, [словно] отполированный перламутр. Что если я, сбрив волосы и бороду и надев жёлтые одежды, покинул бы жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной?»

И спустя какое-то время, когда я всё ещё был молод, черноволос, наделён благословением молодости на первом этапе жизни, я сбрил волосы и бороду… {187}…А потому я там сел и подумал: «Прекрасное место для стараний».

Три образа

Затем эти три образа — спонтанные и никогда прежде не слыханные — возникли во мне. Представь, как если бы было мокрое и насквозь пропитанное влагой полено, лежащее в воде. И человек, проходящий мимо с верхней палкой для розжига, подумал бы: «Я разожгу огонь. Я создам тепло». Как ты думаешь? Смог бы он разжечь огонь и создать тепло трением верхней палки для розжига в мокром, насквозь пропитанном влагой полене, лежащем в воде?»

«Нет, Мастер Готама. И почему? Потому что полено мокрое и насквозь пропитано влагой, кроме того, оно лежит в воде. Со временем человека просто постигла бы усталость и разочарование».

«Так и с любым жрецом или отшельником, который живёт, не отлучая себя от чувственности в теле и в уме, и чьё желание, одержимость, нужда, жажда, и взбудораженность к чувственным удовольствиям не отброшена и не успокоена в нём. Испытывает ли он, или же нет, болезненные, раздирающие, пронзающие чувства в своём старании [достичь Пробуждения], он неспособен на знание, видение, и непревзойдённое самопробуждение. Таковым был первый образ — спонтанный и никогда прежде не слыханный — возникший во мне.

Затем второй образ — спонтанный и никогда прежде не слыханный — возник во мне. Представь, как если бы было мокрое и насквозь пропитанное влагой полено, лежащее на земле вдалеке от воды. И человек, проходящий мимо с верхней палкой для розжига, подумал бы: «Я разожгу огонь. Я создам тепло». Как ты думаешь? Смог бы он разжечь огонь и создать тепло трением верхней палки для розжига в мокром, пропитанном насквозь влагой полене, лежащем на земле вдалеке от воды?»

«Нет, Мастер Готама. И почему? Потому что полено мокрое и насквозь пропитано влагой, даже несмотря на то, что оно лежит на земле вдалеке от воды. Со временем человека просто постигла бы усталость и разочарование».

«Так и с любым жрецом или отшельником, который живёт, отлучив себя от чувственности только в теле, но чьё желание, одержимость, нужда, жажда, и взбудораженность к чувственным удовольствиям не отброшена и не успокоена в нём. Испытывает ли он, или же нет, болезненные, раздирающие, пронзающие чувства в своём старании [достичь Пробуждения], он неспособен на знание, видение, и непревзойдённое самопробуждение. Таковым был второй образ — спонтанный и никогда прежде не слыханный — возникший во мне.

Затем третий образ — спонтанный и никогда прежде не слыханный — возник во мне. Представь, как если бы было сухое и не пропитанное влагой полено, лежащее вдалеке от воды. И человек, проходящий мимо с верхней палкой для розжига, подумал бы: «Я разожгу огонь. Я создам тепло». Как ты думаешь? Смог бы он разжечь огонь и создать тепло трением верхней палки для розжига в сухом, не пропитанном влагой полене, лежащем вдалеке от воды?»

«Да, Мастер Готама. И почему? Потому что полено сухое и не пропитано влагой, кроме того, оно лежит вдалеке от воды».

«Так и с любым жрецом или отшельником, который живёт, отлучив себя от чувственности в теле и в уме, и чьё желание, одержимость, нужда, жажда, и взбудораженность к чувственным удовольствиям отброшена и успокоена в нём. Испытывает ли он, или же нет, болезненные, раздирающие, пронзающие чувства в своём старании [достичь Пробуждения], он способен на знание, видение, и непревзойдённое самопробуждение. Таковым был третий образ — спонтанный и никогда прежде не слыханный — возникший во мне.

Я подумал: «Что если я, стиснув зубы и поджав к верхнему нёбу язык, собью,