Воспоминания жены советского разведчика - Галина Александровна Курьянова

лучше. Все это медленно томится с добавлением пахучих и острых бразильских специй. Желающие разнообразить фейжоаду могут добавить в порцию рис, дольки апельсина. Все это удовольствие запивается тростниковой водкой-кашасой.

Фейжоада – такое же субботнее блюдо из недельных остатков, как и итальянская пицца. Конечно, слово «остатки» здесь неприменимо – все продукты наисвежайшие. День фейжоады совершенно не исключал и приготовления других блюд. А я в рецепт этого блюда еще добавляю лук и помидоры. А рецепт пиццы из кафе «Ла Моль» я привезла в Москву и до сих пор им пользуюсь.

Дети в первое время никак не могли наесться бананов, поглощая их в неимоверных количествах. Я покупала их и другие фрукты тут же за углом рядом с пиццерией, возила полными тележками-сумками, сделанными из железных прутиков, этакая клетка на колесиках, которая была оставлена прежними хозяевами квартиры. Уже тогда сумки на колесиках вошли в обиход хозяек.

Долго бы я возила эти бананы и прочие овощи-фрукты, если бы в одно прекрасное воскресенье не заметила, что рачительные и экономные торгпредские хозяйки оккупируют «Комби», наш маленький автобусик, с такими же сумками-клетками, собираются куда-то отправиться и явно не на пляж. Выяснилось, что на рынок. Здесь есть рынок? «Ой! А ты разве не знала? Надо же!» Ну такая милая, голубоглазая, доброжелательная наивность, ну такая доброжелательная, что пробивает слеза умиления… Вот, представьте, не знала! В Москве на ул. Маршала Тухачевского и особенно на Шоссейной в Люблино об этом как-то глухо упоминалось! Я быстренько подсуетилась и поехала с ними осваивать новые продуктовые территории.

На городском рынке все поражало изобилием, красками, ароматными и неароматными запахами и оказалось, что все в два раза дешевле. Особенно призывно и аппетитно смотрелись пряные дары моря – королевские креветки, омары, лангусты, крабы и невероятное разнообразие сортов рыбы. А предприимчивые хозяева мелких лавочек, типа той за углом торгпредства, где я отоваривалась чуть ли не полгода, скупают продукцию оптом и потом продают таким нерадивым и неэкономным дурехам как я.

Торгпредские дамы почему-то старательно скрывали от вновь приезжающих мелкие, но необходимые в хозяйстве вещи: дешевые рынки, время распродаж, магазинчики, где можно купить что-то дешевле, всегда называли цену купленной вещи выше, чем она стоила.

Конечно, впоследствии я тоже не бежала обнародовать, что я нашла маленький и недорогой бутик, но стопроцентной стервой старалась не быть.

В Рио имелась возможность удовлетворить потребности на любой вкус и любой кошелек. Были специальные дешевые супермаркеты, специальные рынки для бедных, даже для очень бедных. На них приходило чаще всего цветное население под закрытие, тогда можно купить фрукты-овощи, рыбные продукты ну просто о-о-о-чень дешево, а то и задаром. Увозить скоропортящийся товар ни один продавец не желал – себе дороже сама перевозка. Хозяйки-негритянки из фавел пользовались этой возможностью: выбрать буквально за копейки из оставшегося товара вполне приличные фрукты и овощи. А бродяги могли вполне просуществовать на отбросах городского рынка, если не были слишком ленивыми и подходили уже к сворачиванию лотков и прилавков – на земле лежали живописные груды продуктов, их нужно было только рассортировать. Из рыбных и мясных прилавков люмпен-пролетариям тоже доставалась даром вполне приличная мясная обрезь, гораздо лучше той, которая продается у нас даже в настоящее время, якобы, для животных, одни жилы и кости – действительно обрезь. Так что «за морем житье не худо». Это что касается питания.

Что касается медицинского обслуживания, то существовали и социальные госпитали, куда могли привезти любого бродягу и бесплатно оказать квалифицированную помощь. Наше же лечение оплачивало государство, но счета из клиник (приходилось и болеть) бухгалтерия принимала с таким кислым и недовольным видом, что казалась она выплачивает их из своего кармана. Считалось, что раз ты отправился работать за рубеж, то уж, будь любезен, не обременяй государство своими болячками.

Один раз я оказалась в такой вот больничке для неимущих, когда, открывая металлическую банку с оливковым маслом, распахала по глупой спешке себе левую ладонь между большим и указательным пальцем. Поторопилась, привыкла все делать по-быстрому, резко вертикально взмахнула ножом, нож соскользнул и очень глубоко прорезал руку. Было хотела, как всегда, стать «сам себе доктор», но ничего не получалось – кровь лилась обильно, начал неметь палец. По закону подлости, ни одной машины и ни одного инженера в офисе не оказалось и в бесплатную больницу меня повез на многострадальном «Комби» наш шофер-бразилец Нэвис.

Повез он меня в социальный бесплатный госпиталь. В hospital для бедняков. Меня там тоже, конечно, приняли без промедления, но с некоторой долей недоумения медицинского персонала. Как это белая дама-иностранка и вдруг тут очутилась?

В длинном кабинете, где обрабатывали пациентов, просторном, светлом и чистом, стояли несколько столов, покрытых нержавейкой, какие-то еще кресла, стулья и аппараты. Меня без проволочек, без обязательного в наших случаях заполнения анкеты и почти автобиографии (сначала помощь, потом бумаги, не убежит же в самом деле пациент!), усадили за один из этих столов. Рядом обрабатывали раны огромного окровавленного негра, с другой стороны, по-моему, лежала беременная и даже собиралась рожать, а может мне уже со страху мерещилось. Скорее всего, родильное отделение находилось отдельно от травм пункта.

Мне быстренько вкатили дозу обезболивающего и стали зашивать ладонь. Вот так открыла маслице! Я спокойно сидела и не собиралась падать в обморок ни от своей раны, ни от впечатляющего соседства. Но «енфермейра» – медсестричка стояла рядом наготове, держа в руках какую-то склянку, может и с нашатырем, не знаю.

Молодой доктор-мулат, закончив шить, участливо спросил, каким образом я так порезалась, ну я и объяснила. Благодаря нашему молодому благодетелю-учителю я могла уже без ошибок составить такую тривиальную фразу. «Мадам, – воскликнул изумленный врач, видимо он принял меня за тупую француженку, т.к. обратился именно мадам, а не синьора, – но ведь для этого есть специальные приборы!»

Мадам, еще более тупая русская, глупо похлопала глазами и проблеяла, что она спешила. Елки-палки! Я и не знала, что для жестяных банок с маслом действительно существовали безопасные открывалки! По нашей темноте, а возможно и скупости, никто их не имел, т. к. в Союзе они не пригодились бы, там жестяных банок с маслами не было. Я впоследствии и купила-то ее только потому, что всегда все делала скоренько, могла бы опять пораниться и в следующий раз. Все обошлось, ранку мне зашили, муж ворчал, что только со мной и бывают такие нелепости: «Банку масла не можешь открыть без происшествий!» Что так, то так: я частенько отбивала пальцы, до крови царапалась, ссаживала целые лоскуты кожи, умудрялась прищемлять пальцы открывалкой