Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

слушалась. Особенно ей, видимо, не нравился нож, которым Рома кромсал её жирную кровавую палку. «Финка» обладала бритвенным сечением от середины клинка, неподходящим для нарезания колбасы. Кусочки выходили разной толщины, мятые, комканные и неровные.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Расправившись с салями, Рома повернулся к Нине. Она стояла к нему спиной, и спина её находилась как раз на уровне Роминых глаз. На ней были короткие свободные шорты кремового цвета и белый застиранный топик, похожий на огромный дореволюционный бюстгальтер. Между шортами и топиком находилось голое тело. Рома присмотрелся к пояснице и прикинул место, куда можно вонзить «финку», чтобы достать ею одну из почек. Ему вспомнилась фраза из методички: «…повреждается почечная артерия, возникает сильнейший болевой шок и смерть от внутреннего кровотечения».

— Ты чего затих? — спросила Нина. — Расскажи что-нибудь.

— Что?

— Не знаю. Что ты делал вчера, пока меня не было. На почту сходил?

— На почту? — Рома отложил нож и принялся вытирать руки. — Нет.

— А что делал?

— Читал.

— Про что?

— Про что? — он задумался на пару секунд. Она стала мыть огурцы. — Представляешь, Солнце, оказывается, не первая наша звезда.

— Как это?

— Вот так. До неё здесь была другая, намного больше и ярче, она сгорела и взорвалась, разбросав по космосу всякие тяжёлые элементы.

— Это какие?

— Ну, углерод, азот, кислород, калий, магний, железо, да почти всё.

— А их разве не было раньше?

— Раньше? — улыбнулся Рома. — Нет, конечно, откуда? Всё, из чего состоит наш мир, и даже наша вторая звезда, всё оттуда, из того взрыва.

— Наша, — хмыкнула Нина, — она была бы наша, если бы мы существовали, когда она взорвалась, а так она не наша, скорее, это мы — её.

Рома поскрёб голову, размышляя над её словами. Нина ловко резала огурец. Он сказал:

— Этот нож, наверное, тоже из частей той звезды.

— Нож? — удивилась Нина.

— Да, — подтвердил Рома, — этот нож — дитя той звезды, Солнца номер один.

— Какое же это дитя, чушь какая, дитя звезды, — передразнила Нина, — салями нарезал?

— Да.

— Возьми теперь варёную в холодильнике, её надо кубиками по одному сантиметру. И убери этот жуткий нож, возьми нормальный.

— Мне нравится этим.

Нина глубоко вздохнула, покачивая головой:

— Детский сад, Ром. Зачем тебе ребёнок, ты сам как дитя.

«Наносится глубокий колющий удар слегка снизу вверх с подворотом в ране, в поясницу, чуть сбоку от позвоночника. При этом следует захватить противника своим левым предплечьем за шею сзади, зажать, отклонить немного назад и удерживать ещё несколько секунд до полного его ослабления».

Рома снова посмотрел на голую женскую спину, присматривая место входа ножа. «Зачем я это делаю, — подумал он, — ведь я вовсе не хочу пырять её ножом, и она вовсе не противник, фу, да ещё с подворотом, снизу вверх, до полного ослабления, бред какой-то». Он взял из холодильника розовый батон варёной колбасы и отрезал от него кусок. «Финка» вошла так мягко и так приятно, что Рома снова представил, как он толкает нож в мягкое податливое тело Нины, рядом с небольшой родинкой. Которая расположена как раз в том месте, где будет правильней всего нанести удар, представил, как остриё проходит её кожу, как появляются первые капельки крови, сверкающие, словно кремлёвские рубины после дождя.

Он встал и подошёл к Нине, и коснулся заточенным стальным остриём её душистого тела, снизу вверх, рядом с родинкой. И надавил.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Николай Зайков

Рцысь, ко мне!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

От автора: «Древние люди знали меньше нашего, но были уж никак не глупее. Отсюда в мой рассказ перекочевали некоторые их представления об устройстве мира. Их космология сложна, страшна, но логична. Ну а любовь… Каждый человек понимает по-своему это чувство. Чаще всего — это именно чувство, хотя и сильное. У отдельных особей любовь доходит до голого генетического дна — и становится инстинктом. Вот об инстинкте, который гораздо старше разума, мой рассказ. Вспомните рыб, идущих умирать на нерест».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Дверца шкафа бесшумно отворилась, и наружу выступила лишённая плоти нога человека. Затем показались фаланги пальцев левой руки, и через миг на коврике перед шкафом стоял стройный мужчина среднего роста. Выходец из шкафа явился не целиком: на коврике стоял Скелет, лишённый волос, кожи, сосудов и прочих мягких частей организма. Лишь обглоданные дочиста кости сохраняли форму тела. Они светились зловещим фосфорическим блеском.

За окном бушевала поздняя осенняя гроза — в поднебесье метались зелёные молнии, косые струи дождя хлестали по стёклам с такой силой, что они прогибались внутрь квартиры.

Скелет, не имея глаз, отлично видел в темноте; точнее сказать, он отлично ощущал окружающий мир. Он казался уродливым биологическим механизмом, управляемым кем-то откуда-то издалека. Его сознание было с ним, но, вероятно, не в нём.

Величественно, как цапля, пришелец проследовал к широкой кровати, на которой безмятежно спали мужчина и женщина. Из-под одеяла высунулась хорошенькая ножка. «Сделала педикюр», — с нежностью подумал Скелет, разглядывая ноготки бывшей жены.

Обойдя кровать, гость осмотрел любовника. «Умаялся, бедный», — лицемерно пожалел соперника бывший муж и с неожиданной злобой пястными костями правой руки зажал ему рот и нос. Левой рукой убийца обнял торс жертвы. Красивый мужчина некрасиво вытаращил белки, выгнулся, но совладать с неимоверной силой Скелета не мог.

Спустя несколько минут всё было кончено. Женщина не проснулась. Оставив холодеюший труп рядом с ней, Скелет забрался в шкаф, скрючился за платьями, с наслаждением вдохнул аромат родных запахов и отключился от сознания.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Очнулся он от женских всхлипываний и мужских голосов.

— Анафилактический шок, — бубнил бас. — Удушье во сне, частое явление. Никаких следов насилия, ни царапинки.

— Разве так бывает?

— Увы, чаще, чем хотелось бы. Возможно, болел астмой. Или курил много. А тут ещё секс, перенапрягся малость. Впрочем, вскрытие покажет.

— Это ваш муж?

— Нет, приятель по работе, — жалобно ответила хозяйка. — Господи, что я скажу его жене!

— Она знает, что он ночевал у вас?

— Нет, что вы. У него как бы неплановое дежурство.

Ещё какое-то время в комнате что-то передвигали, раздавались сдержанные голоса, затем приехали, видимо, санитары, тело унесли, и наступила мёртвая тишина — почти мёртвая, если бы её не нарушал тихий плач хозяйки. Никто не заподозрил, что произошло убийство, а потому никто и не догадался