Дубль два - Олег Дмитриев

— А ты чему научишь? Придёшь, насуёшь пастырю промеж ушей, вырвешь пару деревьев да по камню всадишь так, что из-под него вода побежит? Не оригинально, Серый. Старо́. Было уже. А главное — что ты тем пацанам дашь?

— И зачем они нам прямо сейчас, — не выдержав, влез я. — У нас есть, чем заняться, помимо походов по чужим монастырям, тем более — мужским.

— Ба-а-атюшки! Оно говорящее! — Ося себе не изменял. — Но, отдать должное, дело говорит. Думается мне, сейчас не до Лёшки нам будет.

— Скажи, Осина, а были ли случаи, чтобы Древо место покидало, и на новом корни пускало? Не Чёрное, а настоящее, наше? — я будто проснулся, и теперь старался на полную использовать любую возможность получить знания от источника, чуть помладше бесконечности и матушки-земли.

— Были. А тебе к чему? — в голосе Осины не осталось ни намёка на юмор.

— Громко визжала та тварь, что в Машке жила, — осторожно начал я. Со всех сторон осторожно. — Шарукан говорил — на семь десятков вёрст они друг друга слышат. Думаю, не налетели бы.

— Резонно. Глядишь, и получится что из тебя. Коли доживешь, — с сообразным возрасту скепсисом ответило Древо. Муравью, что полз по коре, но вдруг замер, вскинув лапки и усики, озадачившись: «тварь ли я дрожащая?».

— Я, Осина, ваших раскладов не знаю, да и ни к чему мне. Вы в ваши шашки, го, зернь и хнефтафл веками играете, а я и правил-то не читал — так, мимо доски прошел разок. Ну и пару раз об неё мордой приложился. С оттягом, — продолжал я, чувствуя, что Древо не спешит обрывать или издеваться.

— Удиви? — единственная мысль в ответ. Без единого, кажется, эмоционального окраса. Но на мне сошлись все глаза сегодняшних посетителей амбара. А в нём, кажется, сегодня был аншлаг, впервые лет за триста минимум. Я видел Шарукана. Сергия, лежавшего рядом. Видел Алису над ним. И Павлика, что давно сидел между нами.

— Лин, подойди, пожалуйста — кажется, даже безэмоциональной Речью просьба звучала неуверенно. Как-никак полтора дня знакомы — а такое предлагать собрался.

Энджи появилась в кадре слева. Прошла и уселась рядом так же, как и Шарукан с другой стороны — по-турецки. Легко, мягко. Как живой и здоровый человек. Как напоминание, что должно оставаться именно так: все здесь живые и здоровые, и планируют такими и оставаться. А Лина осторожно положила ладонь на плетёную поверхность меня. И, если мне не показалось, в амбаре стало чуть светлее.

— Тут шесть душ людских и ты, Древо. И все мы, кто больше, кто меньше, связаны с тобой, обязаны тебе. Нам проще: сели и уехали. Убежали. Попробовали потеряться. Только вот конкретно я теряться не хочу больше. Я, может, только нашёлся. И бросать тебя я не стану. Если нет способа тебя с собой забрать — всех отпустим, а сами рядом ляжем в землю, вот прямо тут. Если свезёт — побольше чёрных с собой утащим.

Тишина вокруг давила на не до конца отошедшие уши. И снаружи, и изнутри. Молчали все.

— А вот если вспомнишь ты, как может Древо в ту же землю, да в новом месте корни пустить — умнее будет, как мне кажется. Вам-то, предвечным, на время плевать, наверняка. А я бы Павлика и в первый класс отправил бы с гладиолусами, и на первый курс тоже, — образ взрослеющего, растущего племянника, на котором ползунки менялись на брючки с пиджачком и большим ранцем, я приготовил заранее. И запустил по лучам всем, кто был рядом.

— Быстро учишься. Удивил. Продолжишь? — пропасть мне пропадом, если в Речи Осины не было заинтересованности.

— Мы увозим тебя с собой. Или часть тебя, у вас с этим, как я понял, нормально все работает. Только ей не надо никого в грунт вбивать будет. Она будет жить и расти дальше. И мы вокруг. Мысль, конечно, оформлена слабо, но уж как смог, извиняйте. А теперь — к фактам: ты так точно можешь. Мы хотим жить. Твоё слово, Осина? — да, я играл ва-банк.

— Жук ты навозный, а не Аспид, — ответная реплика прозвучала не сразу. И без уверенности. И я решил пойти на крайность.

— Тогда давай, как сейчас модно, спросим у всех задействованных. Как обычно, слушать или нет — дело твоё, но спросить — спросим.

Я чувствовал, как тело покидают ростки Древа, что спасло меня и поддержало во мне жизнь. Отплатить ему за это идиотским «отлично, теперь умрём вместе» казалось мне не честным и не равноценным обменом. Плети ко́рзиня расползались, втягиваясь в пол амбара. Я упёрся обеими локтями в него и с третьей попытки уселся. С ног ветки и прутья убраться пока не успели. Многочисленные ощущения, будто из тебя вынимают иглу, с помощью которой только что брали кровь на анализы или делали укол, отвлекали. Но не сильно.

— Итак, — начал я, сидя посреди амбара, в окружении женщин, детей и мифологических существ, — о насущном. Вариант номер один: мы остаемся здесь и принимаем бой. Помрём с вероятностью сто процентов — эти чёрные дело знают крепко. Вариант номер два: хватаем Осину и валим. Помрём с вероятностью в те же сто процентов. Потому что, как Древо говорит, порядок должен быть: все помирают — и мы помрём. Но, в отличие от варианта номер один, не сразу. Очень не сразу. А теперь все подумали, и кто додумался до варианта номер два — тянет руку вверх.

И первый, подавая пример, как всегда, все и на всех выборах, ткнул ладонью в сторону крыши. Следом за моей, поочередно, поднялись Алискина, Шаруканова, Линкина. Павлик задрал обе, сидя на попе.

— Ось, ослабь вязки маленько. Я тоже с молодёжью, если что. Яр резонно обосновал, — разом в двух диапазонах сообщил Хранитель.

— Я про жука навозного говорил, или только подумал? — раздалась мысль Древа. Но я готов был спорить на что угодно — удивлённо-довольная. — Ты глянь на него, Серый, а? И латынь знает, и психологию масс. Ося Геббельс тебе бы руку жал и на службу