Пути к Богу: Жизнь по Бхагавадгите - Рам Дасс

ещё одного тигра, который кружил внизу. Он оказался на самом краю пропасти, тигр шёл за ним по пятам, и тигр поджидал внизу. И вот висит он там, цепляясь за скалу, между двумя тиграми, и вдруг видит, что прямо перед ним из голого камня растёт кустик земляники, а на нём — единственная спелая, красная ягода. Человек сорвал губами эту ягоду и съел её. Последняя строчка притчи была такая: «И какой же сладкой она была!» Так что я сказал парню: «Наслаждайся своей земляникой сейчас!»

Вся эта история показала мне, сколь соблазнительны привычные игры и как легко снова скатиться в отрицание, когда мы имеем дело с приближающимся к смерти человеком. Элизабет Кюблер-Росс[113] выводит отрицание как первую из пяти стадий умирания, и это действительно первая и самая непосредственная реакция. Смерть настолько несовместима с нашим привычным представлением о себе, что мы просто отрицаем саму её возможность. Скажите кому-нибудь, что он умирает, и первое, что вы услышите в ответ: «Нет, только не я. Это неправильный диагноз!» После отрицания приходит гнев: «Кто это со мной сделал?»

Потом следует третья стадия — попытки выторговать себе другую судьбу: «Если я буду хорошим и стану пить все лекарства, то непременно поправлюсь». Когда становится ясно, что это ни к чему не приведёт, наступает депрессия. И, наконец, за депрессией следует приятие.

Я не уверен, что Элизабет доводит эту линию до конца. Приятие — не последняя остановка на пути. Все эти пять стадий суть психологические состояния, через которые мы проходим, когда непосредственно сталкиваемся со смертью, и с духовной точки зрения их совершенно недостаточно. Приятие может быть просто на словах: «Отлично. Я умираю. Хорошо, пусть будет так». В такой формулировке всё ещё есть слабая привязанность к мысли: «Это я собираюсь умереть». Духовный взгляд на вещи ведёт нас дальше приятия. Для идущих по этому пути смерть — лишь ещё одна дверь, ещё одна открывающаяся возможность, и все духовные практики на самом деле направлены на подготовку к этому моменту.

Если мы принимаем для себя вероятность реинкарнации, то должны понять, что мысли, с которыми мы умираем, имеют первоочередное значение, ибо они непосредственным образом влияют на то, что случится потом. Я имею в виду, что то, чего мы хотим в момент смерти, может исполниться за её порогом. Об этом говорится в том пассаже из Еиты, который я уже цитировал, где Кришна говорит: «Те, кто молится богам, уходят к богам». Но миры богов и адские миры, да и вообще все мыслимые миры суть лишь новые формы, новые инкарнации. Возможно, они кажутся нам более интересными, чем те, с которыми мы привыкли иметь дело на этом плане, но тем не менее они — лишь новые вуали между нами и Тем, кого мы зовём Возлюбленным.

Если мы хотим избежать новых воплощений, лучшее, что мы можем для этого сделать в момент смерти, это не иметь вообще никаких мыслей в голове. В момент смерти все мы — действительно все — вступаем в царство чистого света. Каждый из нас переживает слияние с Брахманом, с Великой Пустотой, погружается в нирвану. Но для того, чтобы выстоять под напором кармических сил, нужно иметь сознание, прошедшее глубокую духовную подготовку, — ибо мощные импульсы мыслей, чувств и желаний будут тянуть нас обратно в мир форм. Когда нами овладеет действительно сильное желание, мы отвернёмся от света, и последуем за ним, и начнём нисходить обратно через последовательность бардо, пока не достигнем плана, на котором наше желание сможет осуществиться. Но тот, у кого на момент смерти не осталось желаний, кто может сказать: «Вот жизнь, вот смерть. Да!», тот не получает ничего и ничего не отвергает. И тогда после смерти такой человек освобождается от Колеса Перевоплощений. Он умирает и затем рождается в Боге.

Заключение

Раз уж мы с вами дошли до заключения, традиция требует, чтобы мы оглянулись назад на проделанный путь и попытались осознать, куда же он нас завёл. Для этого нам, как мне кажется, стоит сделать следующее: во-первых, свести воедино те несколько линий мысли, за которыми мы следовали на протяжении всей книги, подобрать хвосты и добиться некоторого чувства завершения пути. И, во-вторых, попытаться понять, какое же отношение всё это имеет к Бхагавадгите.

По поводу последнего пункта хочу оговориться сразу: мне кажется, что связь между этой книгой и Гитой получилась несколько более тонкой, чем можно было предположить заранее. Несмотря на то что я предполагал написать книгу о Гите, большая её часть оказалась не связанной с этим источником напрямую в техническом смысле слова. То есть у нас получился явно не текстологический дискурс, чего можно было бы ожидать, равно как и не простая интерпретация шлок. Полагаю, лучше всего было бы сформулировать так: эта книга представляет собой мои комментарии основополагающих принципов, на которых строится Гита, и свод размышлений относительно того, каким образом мы можем использовать практики Гиты в своей повседневной духовной жизни. Именно эти аспекты Гиты мы с вами и исследовали всю дорогу.

В заключение я хотел бы сказать, что, по-моему, стоило бы подождать с выводами до тех пор, пока книга не принесёт плоды в сердце каждого из её читателей, пока учение Гиты не станет частью нашего личного опыта. Я вижу свою задачу не в том, чтобы связать всё в один тугой узелок, а в том, чтобы проследить ход основных нитей мысли на протяжении всей книги.

Оглядываясь назад, мы видим, что главной темой книги было то, что Бхагавадгита предлагает нам подробную карту путей нашей садханы. В Гите представлена система практик, называемых йогами, целью которых является слияние индивидуума с Брахманом, с Единым. Когда эти практики начинают работать, как это случилось с Арджуной, приходит Мистическое Видение.

В одиннадцатой главе Гиты нам даётся намек, на что такое видение похоже. Арджуна говорит Кришне: «Я слышал из уст твоих слова истины, но сердце моё жаждет узреть тебя как Господа всего сущего»[114]. И тогда, поскольку герой уже подготовился к этому внутренне, Кришна дарит ему «божественное видение», и Арджуна видит его в космической форме, внушающей страх и трепет. Он зрит всю Вселенную — перед собой, вокруг себя — блистающую, как тысяча солнц; и всё это великолепие Кришна одновременно вбирает в себя и вновь исторгает вовне.

От этого видения у Арджуны срывает крышу. Он заявляет: «Я видел то, что никто до меня не видел.