Уильям Питт. Вечно Младший - Мурат Магометович Куриев

католиков» стало причиной ухудшения здоровья короля. Питт поспешил заверить монарха – он больше никогда не будет поднимать этот вопрос. А Георг сомневался… И рядом с ним были люди, которые сомнение короля укрепляли.

Кроме того, Георг сильно не любил коалиционные правительства и не сомневался в том, что Питт предложит именно такую идею. В коалицию-то может попасть кто угодно, например – ненавистный монарху Фокс. Георг в прогнозах не ошибался, затея с коалиционным правительством появится, причем по инициативе «дорогого» Аддингтона. В общем, с возвращением Питта сложности возникали неизбежно. Нам осталось лишь выяснить, почему он сам вернулся совсем не так, как хотел бы.

…Питт появился в парламенте за несколько дней до того, как Англия объявит войну Франции, в мае 1803 года. Он отсутствовал больше года, и почти 200 новых депутатов никогда не видели Великого Питта в палате общин. Ажиотаж невероятный! Аплодисменты, приветственные крики: «Мистер Питт!», «Мистер Питт!» Томас Криви, виг и один из наиболее ярых последователей Фокса, записывает в дневнике: «Проклятущий Питт снова здесь. Что еще хуже, он и его сторонники поддерживают войну и заявляют – сейчас не время критиковать друг друга, все должны думать лишь о том, как сражаться с французами».

Криви, и не он один, замечает, что Питт сильно изменился в худшую сторону. Раньше, в силу определенных склонностей, лицо его имело красноватый оттенок. Всегда. Сейчас оно болезненного желтого цвета. Питт периодически глухо кашляет, он нездоров, и это бросается в глаза. Несколько дней Питт, занявший место в третьем ряду позади Казначейской скамьи, молчит. Обсуждают пока какие-то второстепенные вопросы, про войну начнут говорить только 23 мая.

В этот день депутат от Кембриджа, мистер Питт, поднимается со скамьи. Он произнесет речь. Двухчасовую, в тишине. Многие впервые его увидели, теперь могу и послушать. Питт говорит! Лорд Мальмсбери назовет его речь «самой прекрасной из тех, что он когда-либо произносил». Мальмсбери – друг Питта. Возможно, он преувеличивает?

Нет, даже противники Питта под сильнейшим впечатлением. А сторонники, их, все же, большинство, устраивают овацию. Что же такого сказал Питт?

Никакой мир с Францией невозможен! Провал Амьенского соглашения это доказал. Поджигателем войны Питт назвал Бонапарта, с его «ненасытным честолюбием» и «стремлением к мировому господству». Питать какие-либо иллюзии на его счет просто опасно. Питт сравнивал устремления Бонапарта с потоками лавы после извержения вулкана и задавал вопрос – неужели мы должны верить тому, что «огнедышащий поток» не обрушится и на нас?

Питт много чего еще сказал. И про шпионов, и про необходимость принятия срочных мер. Особо следует отметить слова Питта про финансовую политику. Он призвал «не бояться материальных жертв» и неизбежного роста налогового бремени.

Некоторые парламентарии посчитали это единственным, что можно считать упреком в адрес правительства, и намеком на то, что Аддингтон ошибся, отменив подоходный налог во время Амьенского мира. Впечатляющая речь была такой. Питт одобрил войну, объявленную правительством, но о министрах практически не говорил. Просто рекомендовал им делать то, чего они до сих пор не делали.

Кто-то все равно воспринял речь Питта как начало некоего движения. Голоса с требованием «Вернуть Питта!» звучали все громче. Но после окончания парламентской сессии Питт вернулся… в Уолмер. Его первый гость – Каннинг, который настойчиво предлагает Питту вернуться туда, где он нужен стране, – на пост премьера. Разве прием, оказанный ему в парламенте, не убеждает его сделать это? Питт пока не уверен.

Зато теряет уверенность Аддингтон. Он видел Питта в палате общин, он знает о настроениях. Один из депутатов говорит: «В сравнении с Питтом министры кажутся ничтожествами». Правительство обвиняют в медлительности! Непростительный грех в военное время. Аддингтон действительно медлит, скорее всего, он просто боится ответственности. Первая мысль, которая приходит ему в голову, – хотя бы разделить ее.

Через месяц после знаменитой речи Питта Аддингтон сообщает своему другу о решении вернуть подоходный налог. Промедлил, но сделал. Питт, разумеется, одобрил. Началось сближение?

Вообще-то, еще в марте 1803-го Аддингтон отправил к Питту Дандаса (его министра и друга Питта). С довольно странным предложением. Старший брат Питта, граф Чатэм, становится премьером, а Аддингтон и Питт входят в правительство в качестве государственных секретарей с равными полномочиями. Говорят, что Дандас начал было рассказывать, еще раз осознал абсурдность предложения, и замолчал. Питт впоследствии шутил: «А у меня не хватило любопытства спросить, кем же я все же должен был стать».

И хотя Питт этого действительно не хотел, обстановка понемногу стала накаляться. После начала войны для Аддингтона стало очевидным – он обязательно должен уговорить Питта присоединиться к правительству. Но в качестве кого? Теперь Аддингтону будет крайне обидно признать превосходство Питта. К тому же среди его сторонников много тех, кто понимает – если Питт вернется, им придется уйти.

В непростой ситуации Питт решил не уступать. Предложения Аддингтона он отверг, а уже во время следующей парламентской сессии, осенью 1803-го, Питт начал критиковать правительство. Его отношения с Аддингтоном ухудшались с каждым днем. Нет больше того самого обещания! Питт, как сказали бы его критики, «в очередной раз не сдержал слово»?

Можно сказать и по-другому. Питт слишком долго, непростительно долго, «держался за обещание». Да, Аддингтон его друг, но уже в начале 1803-го стало ясно – Аддингтон не годится. От всех его «промедлений» страна могла сильно пострадать. И единственным – здесь спорить абсолютно не о чем, даже противники Питта признают, – кто мог исправить ситуацию, был только он, Уильям Питт Младший. К счастью, и сам Питт стал это понимать.

Оставим в стороне отношения Питта и Аддингтона, они в конце концов наладятся. Со временем. Сейчас же правительство Аддингтона, по сути, обречено. Сохраняет его лишь поддержка короля. Больного, у которого, правда, приступы не длительные и за ними следуют кратковременные просветления. В такие дни и Георг понимает, что Аддингтону придется уйти. И, наверное, возвращать Питта. В «моменты просветлений» король размышляет и приходит к правильным выводам. Питт обязательно выдвинет условия! По праву сильного, ведь он в выигрышном положении. Настораживает Георга и тот факт, что Питт не приезжает в Лондон, а остается в Уолмере.

Королю сообщают, что бывший премьер прекрасно проводит там время. Особенно после приезда в Уолмер его племянницы, 27-летней Эстер Стэнхоуп. Женщины яркой, немного взбалмошной, но очень живой и энергичной. К тому же – весьма остроумной. Приехала просто погостить, а станет кем-то вроде домоправительницы и в этой роли будет рядом с Питтом до конца его жизни.

Леди Эстер – единственная женщина, которую допускали в мужские компании. Каждый день на