Комната, полная зеркал. Биография Джими Хендрикса - Чарльз Р. Кросс

Ознакомительный фрагментшары, когда услышал, что японцы напали на Перл-Харбор. 22-летнего Эла точно призвали бы, поэтому с наступлением войны их с Люсиль отношения стали развиваться стремительнее. К концу февраля она забеременела, что можно считать своего рода подвигом, ведь Эл в тот период жил в общежитии, в которое не пускали женщин. Когда Люсиль рассказала о беременности родителям, они пришли в ярость. «В семье ее считали малышкой, никто этого не ожидал», – вспоминала Долорес.

Немного стесняясь, Эл сказал Джетерам, что женится на их дочери, но это не успокоило Престона, который безуспешно пытался отговорить Люсиль от брака. Пара расписалась в здании суда округа Кинг, а через три дня Эла забрали в армию. После его отъезда Люсиль, несмотря на то что была замужем и ждала ребенка, продолжала ходить в школу, успешно скрывая два этих факта от одноклассников. Она была настолько худой, что беременность стала очевидной лишь спустя месяцы; что до замужества, то Эл был слишком беден, чтобы купить ей кольцо. С ребенком на подходе и без средств к существованию Люсиль надеялась окончить среднюю школу. Но как-то днем, когда прозвенел звонок, она оставила свои учебники на парте и больше никогда за ними не вернулась.

В течение нескольких месяцев Люсиль продолжала жить в доме родителей, хотя их отношения и стали напряженными из-за ее положения. Джетеры испытывали финансовые трудности и жили на пособие, они были не в состоянии содержать безработную беременную дочь. В конце концов Люсиль устроилась официанткой в буйном клубе на Джексон-стрит. Ей приходилось лгать о своем возрасте, но в таких клубах, как печально известный Bucket of Blood, на законы никто не обращал внимания. В перерывах между разливом алкоголя Люсиль развлекала посетителей. «Она пела, – вспоминала Долорес Холл, – и мужчины оставляли ей чаевые, потому что ее голос был очень хорош».

Работая в Bucket of Blood, Люсиль стала частью того, что хипстеры называли «главным стержнем». «Этот термин использовался для описания места, где кипела жизнь и происходили все события, – объяснял Боб Саммеррайз, один из первых чернокожих диджеев Сиэтла, владевший музыкальным магазином по соседству. – Вы приезжали в новый город и первым делом спрашивали: «Где тут главный стержень?» Это было дикое место. Сутенеры, шлюхи, картежники, торговцы наркотиками, наркоманы – сюда приходили успешные черные «бизнесмены», чтобы развлечься или выпить». На углу Четырнадцатой авеню и Джексон-стрит однорукий газетчик по прозвищу Неспящий сутки напролет выкрикивал новостные заголовки. В этом районе всегда что-то происходило, и просто сказать, что вы направляетесь на Джексон-стрит, означало дать собеседнику представление не только о ваших намерениях, но и о вашей морали. Конечно, это была совсем другая сторона черной культуры. Она отличалась от церковной общины, в которой выросла Люсиль. Девушку быстро очаровали многочисленные экзотические клубы Джексон-стрит.

«Главный стержень» был по совместительству и главным центром ритм-н-блюза в городе. В клубах вроде Black & Tan, Rocking Chair и Little Harlem Nightclub процветал красочный и богатый тайный мир, неведомый большинству белых. Джимми Огилви, позже ставший фронтменом The Dynamics, посетил Джексон-стрит в подростковом возрасте и узнал, что белый цвет кожи не такая уж большая помеха, в отличие от неправильной одежды. «Все носили костюмы зут, широкополые шляпы и лакированные туфли, – вспоминал он. – В клубы пускали только тех, кто был одет должным образом. Владельцам было плевать на то, что ты белый; они просто хотели, чтобы ты выглядел модно и умел танцевать. Приходилось быть галантным и элегантным».

Для красивой шестнадцатилетней Люсиль Джетер-Хендрикс работа на Джексон-стрит стала событием, изменившим жизнь. Поначалу ей не хватало сноровки, но она схватывала все на лету. Долорес заметила, что работа «ожесточила» сестру, но также открыла перед ней новые горизонты. В «главном стержне» она чувствовала себя как рыба в воде, она знала его обывателей, а они знали ее, в то время как в более спокойном мире Центрального района, где жили родители, Люсиль больше никогда не чувствовала себя комфортно. С тех же пор она больше не ощущала уюта традиционного мира Эла Хендрикса, который уже тогда казался ей далеким воспоминанием.

В конце лета 1942 года беременность Люсиль стала заметна, поэтому она больше не могла работать. К осени она переехала к подруге семьи Дороти Хардинг. Хардинг была всего на семь лет старше Люсиль, но уже в одиночку воспитала троих детей (позднее у нее родятся еще шестеро). Она была одной из первых афроамериканок, работавших на верфи в Сиэтле – месте, которое до войны было закрыто не только для чернокожих, но и для женщин. Что еще более важно, мир Хардинг был чем-то средним между «главным стержнем» и Центральным районом. Она ходила в церковь каждое воскресенье, но любила музыку и мужчин – один из ее детей был результатом недолгой связи с певцом Джеки Уилсоном. Люсиль переехала к Хардинг на последних месяцах беременности. «Она называла меня своей тетушкой, – вспоминала Хардинг. – А я заботилась о ней».

Ненастной ноябрьской ночью, когда начались роды, Люсиль была у Дороти. Они поспешили в больницу, и девушка быстро разродилась. Ребенок появился на свет в 10:15 утра 27 ноября 1942 года. Все были убеждены, что мальчик был самым милым малышом, которого они когда-либо видели. Той ночью Долорес дала ему прозвище Бастер, в честь Бастера Брауна, героя одноименного комикса Ричарда Аутколда, а также названия бренда детской обуви. Позже говорили, что Джими получил это прозвище в честь Ларри Бастера Крэбба, актера, сыгравшего Флэша Гордона в обожаемом Джими киносериале. Сам Джими рассказывал эту версию истории, но он не знал, что это имя ему дали задолго до того, как он смог бы проскользнуть на утренний сеанс. На протяжении всей жизни большинство родственников и соседей из Сиэтла называли его именем озорного персонажа газетных комиксов.

Отчасти прозвище использовали, чтобы избежать официального имени, которое выбрала Люсиль: Джонни Аллен Хендрикс. Имя Джонни не было распространенным ни в ее семье, ни в семье Эла, поэтому оно всю жизнь заставляло Эла задаваться вопросом об отцовстве: он был уверен, что жена назвала сына в честь Джона Пейджа, портового грузчика, снимавшего комнату у Дороти Хардинг. Хардинг отрицала связь Пейджа с Люсиль до ее родов, но в какой-то момент их отношения явно получили развитие. Люсиль действительно могла назвать ребенка в честь Пейджа, но это также могло быть простым совпадением, поскольку имя Джон было самым популярным именем для мальчика в 1942 году. В любом случае никто не называл ребенка Джонни, даже сама Люсиль. Это было первым из трех официальных имен, которые Джими Хендрикс будет иметь