Комната, полная зеркал. Биография Джими Хендрикса - Чарльз Р. Кросс

Ознакомительный фрагментпользу, потому что он тоже обзаводился полезными контактами, но с другой стороны, была причиной его зависти. «Эл общался только с друзьями Люсиль, – рассказывала Долорес. – Своих друзей у него не было». Их район был одним из самых мультикультурных в городе, и среди друзей пары были китайцы, японцы, белые и несколько филиппинских семей. Тем не менее расизма в Сиэтле еще хватало: Эл вспоминал, что его лицензию моряка приостановили, так как лицензионный совет счел его «угрозой национальной безопасности» из-за небелых друзей.

В конце концов Эл получил лицензию торгового мореплавателя и устроился на корабль, направлявшийся в Японию. Он уплыл за тысячи миль, а когда вернулся через несколько недель, обнаружил, что Люсиль выселили из отеля. По словам Эла, менеджер отеля рассказал ему, что ее застали в номере с другим мужчиной.

Долорес с версией Эла не согласна. Что бы ни произошло на самом деле, это не помешало Элу немедленно забрать Люсиль. Таким образом, возникла закономерность: муж и жена регулярно расставались и снова сходились. «Это было похоже на цикл, – писал Эл в своей автобиографии. – Два-три месяца все было спокойно. Затем я думал: “О-о-о… скоро что-то будет”». Даже Джими заметил эту закономерность. Спустя много лет он рассказывал одному интервьюеру о бурных отношениях своих родителей: «Мать и отец постоянно расставались, – говорил он. – Я всегда должен был быть готов отправиться на цыпочках в Канаду». В Канаде он мог остановиться у своей бабушки Норы, но все же чаще его отправляли жить к бабушке Клариссе, Долорес или Дороти Хардинг в Сиэтле.

После того как весной 1947 года воссоединившаяся семья переехала в свою первую квартиру в микрорайоне Рейнир Виста, где проживала Дороти, последняя стала часто присматривать за Бастером. Рейнир Виста находился в долине Рейнир в трех милях (4,8 км. – Прим. пер.) к югу от Центрального района. Его в основном населяли пенсионеры из белых семей, но после войны в район начали массово переезжать афроамериканцы. Односпальная квартира по адресу: 3121, Орегон-стрит, была настолько мала, что Бастер спал в чулане. Это помещение становилось его убежищем всякий раз, когда родители ссорились. А происходило это все чаще.

Причиной большинства ссор были финансовые проблемы и жалобы Люсиль на то, что Эл зарабатывает недостаточно для того, чтобы содержать семью. Она грозилась пойти работать официанткой, но Элу такая перспектива не нравилась – он считал, что это поставит под сомнение его мужские качества. В основном он зарабатывал физическим трудом, но нигде не задерживался надолго. Воспользовавшись Законом о реинтеграции военнослужащих, предоставлявшим льготы ветеранам, он учился на электрика в надежде получить высокооплачиваемую профессию. Супруги выживали почти на девяносто долларов в месяц при арендной плате в сорок.

Люсиль привыкла к бурной жизни в «главном стержне», с которой резко контрастировал скромный семейный быт в Рейнир Виста. Эл возвращался с работы слишком измотанным, чтобы идти развлекаться, и обычно говорил жене идти без него. «Когда она возвращалась, – вспоминала Долорес, – Эл сидел, пил и злился. Их соседка рассказывала мне, что каждую ночь слышала их ругань и крики». Долорес говорила, что ссоры часто перерастали в драки, после чего у Люсиль появлялись синяки.

В начале 1948 года одна из их стычек была настолько серьезной, что, по словам Эла, после нее Люсиль на месяц съехала к филиппинцу по имени Фрэнк. По-видимому, это не было поводом для развода, ведь когда Люсиль вернулась домой, муж ее принял. Эл замечал в своей автобиографии: «Я не слишком ревнив, но из-за того, что вытворяла Люсиль, многие парни говорили: «Чувак, ты выдержишь?» Они говорили, что на моем месте уже давно бы прогнали ее». Эл поступал наоборот: когда она уходила, он, казалось, начинал желать ее еще больше. По словам Долорес Холл, Эл неверно принял дружбу Люсиль с мужчиной за любовные отношения. По словам Эла, жена, напротив, открыто изменяла ему. Вероятно, правда кроется где-то посередине. Но даже если только половина этих историй из автобиографии Эла правдива, он был первоклассным рогоносцем. Долорес утверждала, что ревность Эла была плодом его разгоряченного алкоголем воображения.

Но не все переживания Эла были иллюзорны. В том году Джон Пейдж вышел из тюрьмы и снова появился в жизни семьи, желая мести. «Он грозился убить нас всех», – рассказала Долорес. Пейдж пришел за Люсиль с пистолетом и клялся, что увезет ее в Канзас-Сити. Его прогнал друг семьи, у которого было оружие. «Джон Пейдж был полон решимости склонить Люсиль к проституции», – объясняла Долорес. Пейдж явно хвастался перед своими друзьям, что благодаря светлой коже Люсиль станет успешной проституткой. Долорес предостерегла сестру, чтобы та избегала Пейджа, но ответ Люсиль прозвучал наивно и даже халатно: «Мне до него нет дела, – ответила она Долорес, – но он всегда дает мне деньги и покупает модные подарки». Ситуация, по словам Дороти Хардинг, была «ужасной».

Пейдж не отступал. Однажды ночью, когда Эл, Люсиль, Долорес и другие члены семьи выходили из кинотеатра «Атлас», он выскочил и схватил Люсиль.

– Убери от нее руки! – крикнул Эл.

– Это моя женщина, – ответил Пейдж. – Меня не волнует, что ты ее муж. Тебя не было рядом – ты ничего не знаешь.

После этого двое мужчин подрались. Пейдж был крупнее Эла, но Эл имел опыт на ринге и нанес противнику первый удар, который ненадолго того оглушил. Драка продолжилась на улице, Эл сохранял преимущество. В конце концов толпа растащила мужчин, и Пейдж сбежал. Люсиль осталась с Элом, а Джон больше их не беспокоил.

Больше, чем ревность, масла в огонь подливал алкоголь, именно из-за него супруги чаще всего ссорились. «Когда они напивались, они ругались», – рассказывала Долорес. В их доме постоянно проходили вечеринки: «Когда у нас появлялся алкоголь, мы с Люсиль выпивали и к нам присоединялись другие люди, так что закатывалась вечеринка», – писал Эл в книге «Мой сын Джими». Эти вечеринки были настолько бурными, что и Долорес, и Дороти запретили детям посещать Хендриксов. Джими приходилось либо уходить из дома, либо сидеть в своем чулане и слушать пьяный шум снаружи. Долорес и Дороти заметили, что за тот год Джими стал более замкнутым. Когда его спрашивали, почему он такой тихий, он часто отвечал: «Мамочка и папочка вечно ругаются. Вечно ругаются. Мне это не нравится. Я хочу, чтобы они остановились». Когда начинались ночные ссоры родителей, Джими часто ретировался в дом Дороти Хардинг. Он был таким тихим, что Хардинг переживала, не болен ли он. «Он почти не говорил», – вспоминала она.

Когда Джими все-таки говорил, он слегка заикался. Нарушение речи прошло только в подростковом возрасте,

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---