Мозаика Будущего - Lisa S-nikky

Рафаэль сидел рядом с Томом у выхода на посадку №24, держа в руках кофе, к которому давно не прикасался. Его рейс был лишь на завтра, но он приехал проводить Тома.

Они сидели молча, наблюдая, как мимо течет река пассажиров. Впервые за долгое время никто из них не спешил.

Том пошевелился.

— Знаешь… я всё думаю, — сказал он, не глядя на Рафаэля. — Ты правда веришь, что общество может быть и свободным, и справедливым одновременно?

Рафаэль едва заметно улыбнулся:

— Верю.

Том приподнял бровь:

— Но ведь это противоположности. Когда уравниваешь всех — отбираешь право выбора.

— Ты не ошибаешься, — согласился Рафаэль. — Абсолютная свобода — это всего лишь красивое название для анархии. Она несправедлива по своей сути — выживает сильнейший, слабые исчезают. А насаждаемая справедливость? — он покачал головой. — Это путь к тотальному контролю. Когда справедливость навязывается силой — исчезает свобода, а когда свобода без ограничений — исчезает справедливость.

Том помолчал:

— И как тогда сделать выбор?

Рафаэль наклонился вперёд, облокотившись на колени:

— А если вообще перестать балансировать на этой плоскости?

Том удивлённо повернулся к нему.

— Мы добавили ещё одну ось. Третье измерение, — сказал Рафаэль. — Мозаика не растёт за счёт прибыли. Она растёт через личный вклад — через то, насколько ты помогаешь другим. Это и есть наша валюта.

Он жестом указал на толпу за стеклом:

— Представь что все вольны жить как хотят. Но чем больше твои действия помогают другим — тем больше дверей перед тобой открывается. Не как проявление твоей власти. А как благодарность за вклад.

— То есть, — сказал Том, — ты хочешь сказать, что усердные всё равно получают больше?

— Конечно, — кивнул Рафаэль. — Просто не в десять тысяч раз. Может, в два. Может, в пять.

Том усмехнулся криво:

— Звучит справедливо. Ну, если база нормальная и разница остаётся по-человечески разумной.

Рафаэль кивнул:

— Именно. Большинство живёт хорошо. Но если кто-то старается сильнее — он получает больше. Потому что заработал. А не потому что урвал.

Том откинулся на спинку кресла, глядя на оживлённый терминал.

— Знаешь, — сказал он, — всё ещё думаю о том пареньке в парке. С тем учебником по праву.

Лицо Рафаэля смягчилось пока он слушал рассказ о бездомном.

— У него есть место в Мозаике, если он захочет. Мы оплатим всё — дорогу, жильё, обучение. Мы ценим талант.

Том медленно кивнул:

— Передам ему твои контакты. Думаю, его это заинтересует.

Рафаэль помолчал, потом спросил:

— А ты сам?

Том рассмеялся:

— Я остаюсь. США — не идеал, но это мой дом. Тут ещё есть, над чем поработать.

Он задумался.

— Но, знаешь… может, и наведаюсь как-нибудь. Полезно бывает увидеть, каким может быть будущее.

Рафаэль улыбнулся:

— Справедливо.

Из динамика раздался голос:

«Окончательная посадка на рейс 82 до Колумбуса».

Том встал, взял сумку.

Обернулся:

— Береги себя, дружище.

— И ты тоже, — ответил Рафаэль с улыбкой.

Глава 17: В первую очередь ты - человек

Поздний полдень в тихом кафе Гаваны. Жаркий воздух снаружи дрожал в зное, но под тенистым навесом было спокойно. Рафаэль сидел с привычным напитком. Он только вернулся из США, и официантка, уже закончившая смену, присоединилась к нему — продолжить прежний разговор.

— Знаешь, — сказала она с выражением усталости и раздражения, — у меня в последнее время всё внутри кипит. Мой начальник заставляет меня работать наравне с парнями — иногда даже больше — но платит всё равно меньше. А когда я поднимаю этот вопрос, он просто пожимает плечами. Будто это нормально. Будто с этим надо просто смириться, потому что я женщина.

Она подняла взгляд.

— Это выматывает. Поэтому я и начала выступать — да, открыто говорить, что я за права женщин. Потому что если мы не называем проблему, то как вообще её решать? Кто-то должен говорить вслух о том, что до сих пор не в порядке.

Рафаэль встретил её взгляд — тёплый, внимательный.

— Борьба за равенство, — сказал он, — никогда не бывает пустым делом.

— Просто устаёшь от того, как некоторые делают вид, что никакого неравенства нет, — сказала она. — Если женщина сталкивается с трудностями, значит, сама виновата. Как будто система тут ни при чём.

Он медленно кивнул.

— Я помню, как в Мозаике мы сталкивались с теми же истинами. Женщины, религиозные или национальные меньшинства — с ними обращались несправедливо.

— И что вы сделали? — спросила она.

— Мы не просто потребовали справедливости, — ответил Рафаэль. — Мы изменили само поле игры.

Она приподняла бровь.

— В Мозаике каждого в первую очередь видят тем, кем он является, — человеком. Самым сложным существом в наблюдаемой Вселенной. Это важнее ролей, профессии — важнее всего. В первую очередь ты человек. Всё остальное — детали.

Официантка заинтересованно наклонилась вперёд.

— Звучит красиво. Но как это избавляет от неравенства?

Рафаэль мягко улыбнулся.

— Потому что мы устранили сами условия, при которых неравенство вообще становится возможным. В вашем мире человек может накопить власть или богатство и передать их другим, словно монеты. В Мозаике признание — твой общественный статус — можешь заработать только ты сам. Это принадлежит только тебе. Его нельзя передать. Нельзя украсть. Нельзя унаследовать.

Она нахмурилась.

— То есть никто не продвигается за счёт связей или фамилии?

— Никто не продвигается несправедливо. Все оцениваются по своим действиям, и критерии одни для всех. Со временем это выровняло уровень жизни — потому что когда выравниваешь саму систему, тебе не нужно латать последствия квотами и поправками.

Она задумалась.

— То есть вы не замазывали трещины. Вы заложили новый фундамент.

— Именно, — сказал Рафаэль. — Невозможно копить то, что не подлежит накоплению. И если ни одна группа не может сосредоточить в своих руках несправедливое преимущество, то исчезает сама почва для доминирования одних и отстранения других. В такой системе дискриминация теряет смысл.

Подул ветер. Она посмотрела на улицу.

— Жаль, что у нас этого нет.

Глава 18: Нечеловеческое небо

Небо было серым, как помехи старого телевизора, застрявшего между каналами. Линия горизонта — резкая,