Код Марвел: Сын Криптона - Валерий Sagex

— Ну что? — произнесла Диана негромко, не оборачиваясь. Голос её прозвучал в голове, как стальная нотка сквозь шелк. —  Сразу искать эту суку? Или потанцуем немного, пока она сама не проявится?

— Давай немного потанцуем, — ухмыльнулся я в ответ и шагнул в полумрак танцпола, уводя Диану за собой.

Мы нырнули в пульсацию звука, которая окутала нас плотной, как дым, волной. Танец оказался чем-то сродни совместному дыханию: не отдельными движениями, а слитным течением тел. Диана двигалась с природной грацией, словно родилась в ритме этой музыки, и её платье при каждом повороте улавливало неоновые отблески, будто дразня окружающих. Тонкие пальцы девушки коснулись моих плеч, и она приблизилась — так близко, что я ощутил её дыхание на своей шее. Запах её волос, прохладный и горьковатый, смешался с удушливой сладостью воздуха клуба, создавая странный контраст — то ли опасный, то ли чарующий.

Я вгляделся в её глаза, и там увидел всё сразу: вызов, насмешку и лёгкий отблеск дикого, неукротимого инстинкта. Как у животного, которое знает свою силу и не боится ею пользоваться. На какой-то миг я забыл, что у меня есть цель, что мы пришли сюда по делу. Но тут же по спине побежали мурашки. Кто-то другой наблюдал за нами.

Будто почувствовав посторонний взгляд, я медленно повернул голову, всё ещё продолжая двигаться в такт музыке. У стойки бара, в глубине зала, виднелась тёмная фигура мужчины: высокий, крепко сложенный, с руками, заложенными за спину. Он стоял неподвижно, словно изваяние, и разглядывал нас, не отрывая взгляда. Не пил, не говорил, просто… ждал.

Спустя несколько секунд он вышел из полумрака, словно появился из дыма, и направился к нам. Его лицо оставалось холодным, а взгляд — тяжёлым, в нём читалось нечто вроде проверяющей бесстрастности. Одет он был не как завсегдатай клуба: чёрная рубашка, поверх которой аккуратный серый пиджак, застёгнутый всего на одну пуговицу.

Подойдя ближе, он произнёс негромко, но так, что его голос прорезал музыку и достиг нашего слуха:

— Вы от Абрахама?

— Верно, — коротко ответил я, пытаясь уловить в его интонациях хоть намёк на угрозу.

Мужчина кивнул и чуть повернул голову, показывая направление:

— Пойдёмте.

Диана молча пожала плечами, будто всё происходящее не было для неё неожиданностью, а лишь частью какого-то привычного сценария. В её движениях читалась раскованная уверенность человека, которому нечего бояться.

Мы пошли за мужчиной вдоль стены, стараясь не задеть танцующих, не нарушить странного равновесия этого чёрного, переливчатого зала. Светильники мигали, меняя цвета с сиренево-розовых на мрачные лиловые. Танцпол и люди на нём с каждой секундой казались всё более иллюзорными, как если бы мы двигались по лабиринту сновидений.

Наконец, он вывел нас к почти незаметной двери без опознавательных знаков. Она отворилась легко и тихо, будто вела в какие-то потайные комнаты. За порогом начинался узкий лестничный пролёт, обитый мягкой тёмной тканью, и по мере того, как мы шли выше, клубная музыка становилась всё тише, словно оставалась глубоко внизу, в другом мире. Ступени были мягкими, звук наших шагов почти не различался, а воздух тут казался более свежим и прохладным.

Мы поднимались, будто входили в другое измерение — из хаоса и света — в тень.

Глава 22

Мы поднимались по узкому лестничному пролёту, а мужчина, шедший впереди, без лишних слов распахнул перед нами ещё одну массивную дверь. Неоновая истерия, царившая внизу, словно осталась в другом измерении: там, в недрах «Капкана», гремела музыка, мерцал свет, а здесь нас встретила сдержанная тишина.

Я первым переступил порог и сразу ощутил, как воздух стал плотным, почти вязким. Будто вся энергия, пульсировавшая внизу, здесь сгустилась в тихую, но напряжённую атмосферу. На миг мне показалось, что я вхожу в аудиторию, где меня давно ждали, и сидящий внутри преподаватель уже знает всё, что я собираюсь сказать.

Помещение встречало полумраком, не подавляющим, но придающим всему окружающему налёт торжественности. Будто кто-то старательно создавал здесь церемониальное пространство, балансируя между интимной камерностью и строгим великолепием. Свет лился со стеновых бра, исполненных в форме чёрных лилий, чьи лепестки рассыпали приглушённое сияние, похожее на тихий шёпот. Вся комната тонула в глубоких оттенках черного. Этот тёмный антураж словно поглощал взгляд, предлагая окунуться в его глубину.

Стены украшали картины в потемневших от времени рамах: среди них виднелись старинные гравюры с изображением средневековых сражений, выцветшие портреты и даже что-то, напоминающее схемы для алхимических опытов. В одном углу высился старинный глобус на резной подставке. По другую сторону комнаты в застеклённой витрине поблёскивало антикварное оружие: охотничьи кинжалы с изящной серебряной инкрустацией, арбалет с искусно вырезанной ложей и один потускневший меч, который словно «видел» не одну кровавую битву, будь то с людьми или с существами иного плана.

У одной из стен стоял массивный книжный шкаф. Его вытертые кожаные корешки книг выглядели не роскошным декором, а скорее рабочими инструментами, которыми пользовались снова и снова. И всё это завершал камин, в котором тихо тлели угли; от него исходил терпкий запах горько-пряного дыма. Я не мог разобрать, что именно горит в глубине него: возможно, древесина, пропитанная ароматическими смолами, возможно, что-то более экзотическое. В любом случае, аромат ладанного дыма наполнял пространство тонкой, почти ритуальной мистикой.

Но всё это, каким бы завораживающим ни казалось, всего лишь служило фоном для неё — Верусы Бладстоун.

Она восседала за широким столом из красного дерева, но с заметными следами времени. Настоящая реликвия, наверное, переходившая от одного поколения охотников к другому. Однако гораздо важнее была та, кто сидел за этим столом.

Веруса не встала, когда мы вошли. Она не произвела не одного лишнего движения, будто была кошкой, лениво смотрящей на мышь, которая сама пожаловала к ней в лапы. Она казалась уверенной до полного безразличия.

На вид ей было около сорока, но это лишь цифра, которая не имела к ней отношения. Её фигура оставалась стройной, плечи были подчёркнуты строгим чёрным платьем с высокими манжетами, а гладко зачёсанные волосы оттенка тёмного каштана были уложены в аккуратный пучок. Губы, цвета выдержанного вина, не приоткрывались ни в улыбке, ни в гримасе досады. Однако в её взгляде угадывалось что-то ледяное — не холод, а, скорее, мёртвая пустота, под которой клубилась опасная живая сила. Казалось, в этих светлых, почти прозрачных глазах нет ровным счётом никаких