«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

всю дорогу и туда и обратно ехал шагом. Ехал и, дыша свежим ободряющим воздухом соснового леса, радовался всему. Все казалось мне и милым и хорошим. Настроение было таким чудесным, что даже капризы своего коня только смешили ездока.

В памяти одна за другой вставали картины детского периода своей жизни. Вспоминались самодельные водяные мельницы и как под журчанием весенних ручейков как бойко мелькали лопатки мельницы, и я днями простаивал около этого олицетворения силы природы, а из снега строил Волховстрой, Днепрострой. Да, было такое время, но это было беспечное, безобидное детство, протекающее в тихой чувашской деревушке. Само слово «хула» /город/ мне тогда казалось сказочным, а его обитатели – сверхъестественными людьми. Ведь право смешно.

Помню, как часами простаивал около тополей, под сенью которых расположен наш дом, ибо на каждом дереве было не менее двух самодельных скворешниц, у которых заливались своими звучными песнями скворцы. Сколько сил и энергии вкладывал для изготовления этих скворешниц. Торжественная песня скворцов мне казалось благодарностью себе и жадные серые глаза нашего кота «Ивана Ивановича», греющегося на весеннем солнце, лежа на крыше амбара и пожирающего своим алчным взглядом безобидных птичек, я принимал, как свою обиду: на «Ивана Ивановича» сыпалась комья весеннего влажного снега.

Однажды доводилось быть на берегу величавой Волги и наблюдать за ледоходом, удивляясь силе природы, силе весны.

Но все эти картины прошлого детства лишь начало моих мыслей. Дальнейшее развитие их приводит меня обязательно к сегодняшнему дню и обязательно перед моим взглядом встанет самый дорогой для меня образ, образ своей Анечки. Этот образ не покидает меня ни на один час

Юный пионер Валя наблюдал кругом силу природы, он обожествлял ее, и эта сила казалась ему тогда превыше всего. У этой силы природы человека он представлял лишь придатком. Теперешний Валя не юный пионер. Его взгляд на окружающее давно переменился. Для него теперь не сила природы превыше всего. Среди всех явлений превыше всего встает действие человека.

Письмо это пишу в глубокую, темную, весеннюю ночь. Мне припоминаются картины прошлого, но, нарушая всю торжественную тишину спящего леса, разрывается снаряд, слышен треск пулемета. Это человек. Это – тот человек, который подчинил себе природу, стал выше ее. Тем более в эту грандиозную войну сила человека не дает себя забыть ни на одну минуту.

Человек человеку не равен. Скоро будет три года, как мы узнали еще новую истину: из тех, кто себя тоже называет человеком, есть звери, самые хищные звери. На арену выступила борьба человека с человекоподобным зверем. Но эта борьба опять-таки показывает, что человек сильнее зверя. Истинный человек выше природы и выше человекоподобных зверей.

Скоро будет вся Украина свободна. Не далек тот час, когда наша Родина вздохнет свободно, широко, легко. Это будет весна и весна бесконечная, весна не только мартовская, апрельская, а весна сентябрьская, январская, весна завоеванная нами кровью.

26.03.1944 г. Дорогуша!

Из всех дней за время Отечественной войны сегодняшний день войдет в историю, как день коренного перелома в ходе войны: войска 1‑го Украинского фронта подошли к государственной границе с Румынией. Я знаю, что вся страна ликует, знайте, что и мы ликуем, но если признаться, нам до некоторой степени обидно. Обидно за то, что мы не на юге, обидно за то, что после одной сопки ожидает другая, после одного болота на очереди следующее. Хотелось бы и мне сейчас быть на львовском направлении, где начинал войну.

Весна наступает и наступит тот день, когда в этой местности нельзя будет и шагу ступить. Но ничего не поделаешь, кому-нибудь и на этом участке надо быть.

Секреточку твою получил. Стихотворение очень хорошее. Оно действительно как бы про нас говорит. 10 минут тому назад я стоял около палатки (на краю соснового бора и на скате сопки) и мечтательно смотрел на ночное весеннее небо. С зенита мигала мне наша звезда и мне казалось, что это ты улыбаешься мне. Что же ты сейчас делаешь. Думаешь ли обо мне. Хоть бы одним глазком посмотреть, что ты сейчас делаешь. Милая, верь чистосердечным и искренним словам: как соскучился по тебе трудно даже и описать.

Скоро ли мы с тобою встретимся? Ты скажешь, что я – чудак. Да, я – чудак, ибо срок нашей встречи зависит от меня, от нас, фронтовиков. Я хочу погладить твои непослушные (имеются в виду волосы). Я хочу смотреть в твои глубокие и голубоватые глаза.

Сегодня получил письмо от матери и Зои. Мама пишет, что квартирантки (эвакуированные из Эстонии) уехали к себе на родину. Она бедняжка, осталась одна. Привет твоим родителям. Остаюсь жив, здоров и бодр духом. Сегодня, наконец, окончательно снял повязку с ноги: кончились мои мытарства…

Твой Валя.

12.04.1944 г. Дорогая, дрожайшая Аня!

Три дня ходил по подразделениям своей части. Вернулся только что и застал два твоих миленьких письма. Одно из них тобою датировано от 17 марта 1944 г. Да, оно шло долго, но виной тому, во-первых, является весенняя распутица, а во-вторых – стратегического характера.

Второе твое письмо оказалось достаточно объемистым, а пока я не понял суть дела, любой, видевший меня в то время, в моих глазах мог бы прочесть ошеломление и удивление. В глаза бросились сразу белые зайчики на фоне красного конверта, и белые буквы, сочетание которых означало «С новым годом!». Раскрыв алый конвертик и прочитав: «С новым годом, мой славный Валек!», я сразу понял все. Понял, что эта шутка – дело рук нашей крестной матери – полевой почты. По ее вине это ценное, дорогое для меня письмо, написанное тобою 28.12 прошлого года, мною получено 11 апреля 1944 г. Страдалица по белому свету блуждала 100 с лишним дней, но зато насобирала 33 печати. Нам придется расправиться с виновницей – полевой почтой. Она заслужила того, чтобы наказали ее. Но благодаря тому, что только при ее посредстве ты стала для меня, очень дорогой, воплощением моей мечты, я решаюсь ограничиться замечанием, надеясь, что с ее стороны подобных шуток не будет.

В нашей фронтовой жизни в связи с наступившей весной представилась возможность подтянуть дела, то есть подтянуть так, чтобы оно было в отличном состоянии. В силу этого, во имя этого три дня я был в наших подразделениях, во всех. Суток трое усердно придется работать теперь у себя (так примерно по 20 часов в сутки) и поеду тогда с отчетом к Тычинину. Тогда смогу быть уверенным в том, что по линии моей работы наша часть твердо будет занимать первое место, хотя и