Коллеги. Звездный билет - Василий Павлович Аксенов

– Доброе утро, Виталий Витальевич. Царапнули вас немного?

Дубль-ве вылезает из машины.

– Здравствуйте. Черт бы побрал это Рязанское шоссе! Это меня «Молоко» сегодня царапнуло.

Борис приветствует своего начальника коротким кивком. Боря такой, он не станет рассыпаться перед начальником. В. В. берет Бориса под руку, и они задерживают шаги. Я догоняю Илюшку.

– Илья, знаешь, я женился.

– Поздравляю. Свадьба когда?

Хороший парень Илья, только вот беда: не знает, как меня называть, на «ты» или на «вы». Видно, потому, что он монтер, а я как-никак научный сотрудник. Позову его на свадьбу, выпьем на брудершафт.

Борис и Дубль-ве под руку проходят мимо нас. Улавливаю конец фразы Бориса:

– …чрезвычайно.

Вот черт, сразу же включается в трудовой процесс!

Посидев немного у себя и полистав свежий номер «Экспресс-информации», я иду в рентгеновскую лабораторию узнать насчет диапозитивов.

– Лидочка, можно?

В красноватой мгле появляется лаборантка Лида. Светлые волосы, белый халат и темное лицо. Она сейчас сама похожа на негатив.

– Как там мои картинки?

У нас с Лидой дружба. После меня она лучшая пинг-понгистка института. Она включает проектор и показывает мне мои диапозитивы.

– Высший класс, – хвалю я ее.

– Это что такое, Витя? – спрашивает она.

– Это печень. Печеночные клетки.

– Это Красавица?

– Да.

У Красавицы были печальные глазки, а что она выделывала своими лапками! Она узнавала меня, как человек. Я играл с ней, когда она была не в камере. А когда она была в камере, мне стоило большого труда встретиться с ней взглядом. Смотреть ее печеночные клетки тоже нелегко.

Я выхожу в коридор и неожиданно для себя заворачиваю к кабинету шефа. Секретарша говорит, что я могу войти. Открываю дверь и вижу, что шеф сидит на краешке стола. Он редко сидит в кресле, только когда что-нибудь пишет. А когда разговаривает, он сидит на краешке стола, или на подоконнике, или уж в крайнем случае на ручке кресла. В общем-то, он чудаковат, как почти все руководящие деятели нашего института. Пожалуй, один только Дубль-ве не чудак, но на общем фоне подтянутость и корректность кажутся чудачеством.

– Садитесь, Витя. – Шеф показывает на кресло.

Я сажусь и замечаю на подоконнике моего друга Борю. Шеф смотрит на меня, потом на него.

– Будем продолжать, Боря, или?.. – спрашивает он.

– Если позволите, я к вам зайду в конце дня.

Борис идет к выходу, даже не взглянув на меня. У меня мелькает мысль, что где-нибудь в другом месте я бы сейчас его не узнал.

– Ну, Витя?

И шеф вдруг садится в кресло.

– Андрей Иванович, я решил к вам зайти…

– Это очень мило с вашей стороны.

– Чтобы поблагодарить за обезьян.

– Пожалуйста, – говорит шеф и молчит.

И я молчу как дурак. Шеф усмехается. Он иногда так усмехается, что хочется ему заехать по физиономии. Я говорю твердо и даже вызывающе:

– И еще я хотел узнать, включен ли мой доклад в повестку сессии.

Я посмотрел на себя в зеркало и спокойно ожесточился. Зеркало мне всегда помогает, когда я растерян, потому что у меня жесткое и грубоватое лицо.

Шеф роется в каких-то бумагах и наконец говорит:

– Да, ваш доклад включен. Выступаете в первый день, после Буркало и перед Табидзе.

– Благодарю вас.

Я встаю и иду к выходу. Не хочешь говорить, ну и не надо.

– Виктор!

Оборачиваюсь. Шеф сидит на краешке стола.

– Хотите попробовать французскую сигарету?

Он позавчера вернулся из Парижа, куда летал на сессию ЮНЕСКО. Я подхожу к столу. От французской сигареты я не откажусь. Кто откажется от французской сигареты! На пачке нарисован петух и написано «Голуаз бле». Страшно крепкие сигареты.

– Ну как там, в Париже? – спрашиваю так, как спросил бы Борьку.

– Да в общем все то же. Развлекаются.

Некоторое время мы молчим. Надо же почувствовать французскую сигарету.

– Послушайте, Витя, – наконец говорит шеф, – у вас полная уверенность?

Я смотрю на себя в зеркало.

– Полная уверенность. Иначе бы я…

– Я к вам не зайду и не буду ничего смотреть. Вы это, надеюсь, понимаете?

– Конечно.

– Да вы ведь и не хотите, чтобы я смотрел, правда?

– Не хочу, Андрей Иванович.

Шеф усмехается:

– Как это все мне знакомо. У меня тоже когда-то наступил момент, когда я стал избегать покойного Кранца.

Он начинает ходить по комнате. Портрет Кранца висит над его столом. Я смотрю на портрет.

– Но ведь вы все-таки остались друзьями с Кранцем. Не так ли?

Опять я делаю ошибку, как и в прошлый разговор с ним. Шеф терпеть не может ничего сладенького. Его прямо всего передергивает.

– Вот что, Виктор Денисов, – резко говорит он, – вы решили стать настоящим ученым? Как ваш руководитель и как коммунист, я приветствую ваш порыв. Ваш доклад поставлен на первый день сессии. Насколько я понимаю, вы будете говорить об очень важной проблеме. Я приветствую вашу смелость и самостоятельность. Но я вас предупреждаю: ученый совет будет слушать во все уши и смотреть во все глаза. И если ваша работа окажется ловким трюком, эффектной вспышкой (а так, к сожалению, бывает нередко, в молодости очень хочется сокрушить пару статуй), тогда мы вас не пощадим. Добросовестных компиляторов еще можно терпеть, но демагогии нет места в науке. Вам все понятно? Идите работать.

Кивнув, я пошел к выходу.

– Хотите еще сигарету?! – крикнул шеф вдогонку.

Хотел бы я посмотреть на того, кто откажется от сигареты «Голуаз».

В коридоре меня встречает Борис.

– Весь наш отдел будет выступать против те- бя, – говорит он, – потому что твоя работа – это дешевый трюк.

– Ага, понятно.

– Ты извини, старик, но я тоже буду выступать против тебя.

– А как же иначе? – говорю я, а сам в полном смятении. «Борька, черт побери! Борька, Борька, неужели он все забыл?»

– Ты думаешь, что я боюсь за свою диссертацию, но это не так. Я – за научную честность.

– И я только за нее.

– Сомневаюсь.

– А ты знаешь содержание моей работы?

– В общих чертах.

– Пойдем!

Я хватаю его за руку и тащу в виварий. Красавица-бис висит на хвосте, а Маргарита прыгает из угла в угол как заведенная.

– Видишь?! – кричу я Борису. – Видишь, они живы! Они побывали в камере, и они живы.

Я смотрю на Бориса, а он смотрит на обезьян. У него стеклянный взгляд. Он смотрит и ничего не видит. Мне становится не по себе, и я ухожу из вивария. Борис идет за мной.

– Витька, я последний раз тебя предупреждаю: сними доклад. Не по зубам тебе это, даже если ты и прав. Дубль-ве