Привет магия! Маг чак-чак. Книга вторая. - Ирек Гильмутдинов

Жизнь научила меня: халявы не бывает.

За всё в этом мире приходится платить. Иногда — сразу. Иногда — спустя годы. Но счёт всегда приходит.

И я не собирался подписывать его, даже не прочитав условий.

Вот вам реальная история из жизни. Как-то раз я спросил мать о судьбе Маринки Косолаповой — той самой «первой красавицы с нашего двора», золотой медалистки и недосягаемой принцессы школьных коридоров. Я ожидал услышать историю успеха. Вместо этого мне открылась современная трагедия, достойная пера Достоевского.

Её отец, Николай Никифоров, в прошлом завсегдатай пивных ларьков, совершил, казалось бы, невозможное — продал последнюю «копейку», открыл табачную палатку, затем вторую, третью... Так алкогольная безнадёга превратилась в солидный капитал. Они переехали в элитный квартал, где ковры в подъездах стоили дороже, чем вся их прежняя квартира.

Но злой рок уже точил своё лезвие.

Для Марины деньги стали наркотиком раньше, чем настоящие наркотики. Сначала — брендовые сумки и iPhone последней модели, затем — клубная жизнь с её эфемерным блеском, а после — белая смерть, что въедается в вены быстрее, чем богатство — в душу.

Отец бросал её в лучшие реабилитационные центры Европы, но каждый раз она срывалась — как Икар, не способный отказаться от солнца, даже зная, что оно растопит его крылья.

Развязка наступила неожиданно.

Оказалось, в прошлом Косолапов кинул на крупную сумму одного бизнесмена. Тот — слабый сердцем — не выдержал и оставил сиротой сына.

Мальчик вырос красивым, умным и беспощадным. Он нашёл Марину. Влюбил её в себя. И методично разрушал — пока она не прыгнула с шестнадцатого этажа в объятия бетона.

Узнав правду, Николай Никифоров не произнёс ни слова. Просто схватился за грудь — и присоединился к дочери.

Мораль?

«Месть — это блюдо, которое подают холодным... Но едят его всегда горячим — прямо из сердца врага».

Вот такая вот история. Да, случилось не со мной, но умные учатся на чужих ошибках. Как говорит один хитрый народец из моего мира.

С тех пор я не верю в «халяву»?

— Приветствую вас, искатели приключений и дармовой силы, — раздался за спиной голос, словно скрип ржавых петель. Он вибрировал в костях, заставляя кожу покрыться мурашками. — Перед вами Скверноликий — древнее существо, рождённое из скверны забытых клятв.

Я медленно обернулся, за мной остальные.

Тот, кто сидел на троне из чёрного базальта, чьё полупрозрачное тело переливалось, как застывший дым. Теперь восседал ровно, а его глаза — две угольные щели — смотрели сквозь нас.

— Э-эм... Здорова, мужик! — я махнул рукой, стараясь звучать непринуждённо, хотя каждый нерв в теле кричал об опасности. — Я Кайлос, а это мои друзья. Как погляжу, скучновато тут у тебя. Мы это…пройдём, ладно? Ты можешь даже не вставать, мы сами найдём выход.

Тишина.

Затем — сухой, ломающийся звук, похожий на треск старых костей.

Он пытался засмеяться.

— Хе-кхе-кхе...

Кашель сотряс его тело, и на мгновение я подумал, что он рассыплется в прах. Сколько веков он просидел здесь, в этом склепе? Гномы явно не навещали.

— Никуда вы не пойдёте, — прошипел он, и его голос стал резким, как лезвие. — Сначала вам предстоит пройти испытание.

— Слушай, ты чего злой такой? — я притворно вздохнул, роясь в сумке. — Давай я тебе вкусный пирожок дам?

— Погоди, Кай, ты ж сказал, ничего не осталось? — Бренор нахмурился, его пальцы сжали рукоять меча.

— Да ты посмотри, как он исхудал! — я продолжил копаться в рюкзаке, разыгрывая спектакль. — Ему бы поесть нормально. Погоди, надо порыться получше, глядишь, что-нибудь да найду.

— Извини, мужик, нету пирожков, — я развёл руками. — Может, ты пирог с курагой будешь? Или бутерброд с колбасой?

Тишина.

Затем — взрыв.

— ХВАТИТ!

Его крик ударил в нас, как волна, едва не сбив с ног. Стены задрожали, а из-за колонн вышли шестнадцать воинов. Которых там не было секунду назад.

Грохотун бы почуял. Значит, они не мертвецы. А это было куда хуже. Потому что мертвецов можно убить, отрубив головы. А этих… наверное, тоже можно. Ладно, время покажет.

— Э-э-эм...

Проклятье, вот же пристало это его долбанное «Эм-м-м», дурацкий гоблин.

— Это, вроде как... не совсем честно, — процедил я, окидывая взглядом ряды противников. — Нас пятеро. Вас — семнадцать.

В ответ раздался хриплый смех, на этот раз менее рваный, более звонкий — будто древний механизм, наконец смазанный кровью, начинал работать исправно. Оживает, зараза.

— У каждого из вас будет свой бой, — провозгласил Скверноликий, и его голос обрёл странную мелодичность. — Если, конечно, справитесь с моими слугами... Но не будем забегать вперёд.

Он театрально поднял костлявую руку, и песочные часы из чёрного камня материализовались в воздухе.

— Минута на приготовления. Затем... начнётся веселье.

Пауза.

— О, и ещё кое-что: если умрёте в испытание — умрёте навсегда.

М-да, вот это поворот.

Ему действительно смертельно скучно, раз он затеял этот макабрический спектакль. Мог бы просто размазать нас по стенке — но нет, устроил целое представление.

Что ж, понять можно — сидеть веками в этом склепе, слушая, как шепчутся колонны, должно быть то ещё удовольствие.

— Начинаем!

По мановению его руки одиннадцать воинов растворились в воздухе, словно их и не было. Оставшиеся шестеро мгновенно окружили нас — и в тот же миг пространство взорвалось.

Мир раскололся, перегруппировался — и вот я уже стою один посреди бесконечного кладбища, лицом к лицу с собственным кошмаром.

***

Вейла замерла. Мир в мгновение ока изменился, теперь она стояла во дворе дома резиденции Кровавой Луны. Обращённая в волчицу, она начала принюхиваться, и тот запах, что она уловила, заставил её дрожать.

Дверь дома открылась, и из неё, степенно вышагивая, вышел Харроу, глава стаи. Её глава, которого она предала.

Вслед за ним вышли её родители. Выглядели они ужасно, с пустыми глазницами и окровавленными руками, с пальцев которых на землю капала кровь.

Вейлу окутал страх, она была не в силах пошевелиться. Она была так напугана, что её обращение рухнуло, и теперь она стояла голая перед ними, стараясь прикрыться руками. Она пыталась вернуть себе облик волчицы, но способность обращения её не слушалась.

Когда Харроу остановился в трёх шагах, а её родители встали по бокам